Шпион - [7]

Отчаянно просигналили машины, гаишник отвлекся, и Алек судорожно огляделся, а через мгновение ноги сами понесли его прочь. Он прыгнул еще раз, потом побежал и вскоре уже исчез в чаду и выхлопных клубах продолжавших биться в непримиримой дорожной схватке железных коней москвичей и гостей столицы.

Сержант презрительно сплюнул и на всякий случай дунул в свисток. Сипяще-кряхтящая трель утонула в остервенело заливающихся звуках клаксонов. Гаишник махнул жезлом и, развернувшись, затопал к напарнику, который уже не курил, а лузгал семечки, присланные тещей из Ставрополя. Дежурство подходило к концу. Пробка заткнулась окончательно. Больше никто никуда двинуться не мог.

Милосердие

Алек, не замечая встречных прохожих, брел вдоль забитой автомобилями улицы. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась обычная вечерняя московская пробка — часа на два. Горожане возвращались с работы.

— Ну что, Сонечка, — глянул Алек в белое небо, — не встречу я тебя… уж не обессудь. Просто не успею.

О том, что Соня уже вылетела, ему позвонили и сообщили из Штатов этой ночью, и заснуть Алек уже не смог. Нет, Соня была бесконечно далека от Института киберфизики и вообще от мира науки, в коем подбирал свои крохи Алек; она занималась, наверное, самым бесполезным делом на свете — благотворительностью.

«Или все-таки полезным?»

Именно после этого ночного звонка Алек вдруг осознал, сколь многие выгоды может принести благотворительность!

Нет, сорить с трудом заработанными деньгами Алек не собирался. Советский Союз кончился, господа! Попрощайтесь с ним и с халявой — навсегда! Просто Алек вдруг ясно понял, что благотворительные программы — отличное прикрытие. И если распорядиться с умом, то и источник заработка, причем весьма неплохого!

Представьте: бороздите вы просторы Интернета, и вдруг на вас вываливается несколько баннеров с изуродованными болезнями детскими лицами, оторванными ручками-ножками и врожденными пороками. А дальше призыв: «Спасите детей от противопехотных мин! Международный благотворительный фонд собрал уже более ста миллионов долларов и помог 5322 невинным жертвам бомбардировок в Ираке, Афганистане, Сирии. Спасем детей от насилия. Мы, взрослые, ответственны за этих детишек!» Ну и далее в том же духе. Вышибай слезу да собирай по пять долларов. И если правильно поставить рекламу… в общем, здесь американочка Соня Ковалевская была незаменима.

Алек усмехнулся. Он хорошо помнил дядю Пашу Ковалевского, удравшего в Америку много-много лет назад. Он-то удрал, а папаню Алека затаскали по комиссиям и еще долго затем тыкали носом: «Ваш друг Ковалевский предал Родину! Страна дала ему образование, профессию, ученое звание и степень, а он…»

Отец очень переживал, но по-своему даже одобрял бегство Ковалевского. А вот когда Алек попытался совершить похожий трюк, ему не повезло. Алек поежился: в расчете на содействие он, оставшись в Штатах, первым делом кинулся искать Ковалевских: они могли помочь пристроиться на первое время. Но старые телефоны, естественно, были отключены, а новых он так и не разыскал.

— А теперь и я вам понадобился… — мурлыкнул Алек. — Что ж, поможем папкиному другу… поможем.

Он вдруг подумал, что все происходит лучше некуда, и если не спешить на помощь Соне со всех ног, а дать ей время поколбаситься в Москве в одиночку, ткнуться носом пару раз до крови… и лишь затем найти, помочь и разъяснить…

— Шелковая станет, — резюмировал Алек, — и наступит у нас эра милосердия… самый настоящий XXI век…

То, что он только что высказал вслух, Алеку понравилось, и он быстро достал блокнот. Подходящее название для его фонда было где-то рядом. Совсем рядом.

«Милосердие XXI века? Нет, провинциально. Милосердие — XXI век? Уже лучше! «Международный фонд милосердия и помощи XXI век».

Алек быстро записал то, что получилось, и схематически подрисовал эмблему: малыш выпускает голубя на фоне земного шара.

«Круто! — подумал Алек. — Тут даже я расплачусь. И тут же расплачусь!»

Два разных ударения на «а» и на «у» давали два разных, однако тесно связанных друг с другом смысла.

Алек рассмеялся и взмахнул руками, напугав встречную женщину неопределенного возраста. Она посторонилась и пропустила странного типа в замызганном плаще и без головного убора. Тот, странно улыбаясь, прошагал мимо. Теперь, когда Алек твердо решил, что Сонечку встречать не следует, у него обнаружилась масса иных, не менее важных дел.

Звонок

Павел Матвеевич прошел из угла в угол и рухнул в кресло. Соня должна была уже не только прилететь в Москву, но даже встретиться с Алеком Кантаровичем! А она все не звонила и не звонила. Павел Матвеевич прикрыл глаза и невольно погрузился в прошлое. Он помнил каждый миг и каждое ее слово.

— Папа! Ты не можешь мне запретить ехать на родину! Это нарушение моих прав!

Павел Матвеевич слабо улыбнулся. Сонечка обвинила его именно в этом.

— Боже мой! Сонечка! Девочка моя, ты не понимаешь, о чем меня просишь, — пытался объяснить он. — Я бросил все, чтобы ты выросла в другой стране!

— Я и выросла…

В этом Соня была права. С тех пор как ее сразу после третьего класса вывезли в Штаты, прошло пятнадцать лет. И даже сам Павел Матвеевич, профессор математики в Miami State University, не мог не признать, что Сонечка — человек состоявшийся. У нее уже были позади университет и множество самых различных курсов, а в настоящем — здоровый образ жизни и твердое понимание своих жизненных целей. Отчасти поэтому у нее и не было постоянного бойфренда — большинство из молодых людей просто не успевали за ее темпераментом и безнадежно отставали в интеллектуальном, духовном и физическом развитии. Одна беда: Соня твердо решила, что ей необходима Россия.