Шпицбергенский дневник - [39]

В этот раз до прибытия норвежской бригады мы долго не могли найти, куда скрылся пришелец. Следы вели в обход гостиницы и научного городка в сторону мусорной свалки, но обрывались у дороги, на которой мы не могли найти никакого следа. Долго ходили вдоль дороги с фонариками, пока не обнаружили след на противоположной стороне на подступе к свалке. Оказалось, дойдя до дороги, умный медведь перемахнул через неё гигантским прыжком и полез на свалку. Известно, что медведь, прыгая в длину, может легко одолеть восемь метров.

Поднявшись на свалку, мы и там не могли обнаружить беглеца, поскольку он скатился с неё, сидя на задней точке, прямиком на лёд Гринфьорда. Там-то его и обнаружили с вертолёта специальным тепловизором норвежцы и стали гнать животное ветром низко летящего вертолёта на противоположный берег.

После этого медведь ещё пару раз возвращался к нам, но всякий раз его вовремя обнаруживали, встречая выстрелами в воздух и снегоходами. Это ему надоело в конце концов, и он оставил нас в покое.

Дойдя до большого валуна, где береговая линия несколько ломалась, поворачивая вправо, решаю дальше не идти, чтобы успеть возвратиться в столовую до окончания обеденного времени. Этот поворот мне очень хорошо знаком, как с моря, так и со стороны суши. С моря потому, что, идя на буксире то ли в сторону Норвежского посёлка, то есть выходя в Исфьорд, то ли наоборот, возвращаясь в свои пенаты, нам всегда приходилось огибать этот мыс особенно осторожно. Сам фьорд в этом регионе довольно глубок, достигая ста семи десяти метров, но мыс Капхеер, на котором находится наша вертолётная площадка, как бы обрамлён широким подводным козырьком, чрезвычайно опасным для судов. Все это знают и потому стараются обходить опасное место подальше.

Мне нравилось стоять самому за штурвалом нашего буксира, так что изучил многие детали пути до тонкости. Приходилось и на льдины натыкаться в летнее время, и в туманы да штормы попадать. Север устойчивой погодой не часто балует.

Но ещё более опасным местом для судов является мыс Фестнинген на противоположной западной стороне. Я как раз теперь нахожусь напротив. Там, в районе скалы, напоминающей собой стены крепости, не смотря на установленный на ней маяк, не имеющий, впрочем, никакого практического значения в летний всегда светлый период, на моей памяти несколько судов садилось на мель. В спасении одного небольшого частного судёнышка, засевшего на камни во время отлива, мне пришлось принимать участие в качестве переводчика. Работа была не сложная. Подождали начала прилива и довольно легко сдёрнули неудачников без каких-либо неприятных для них последствий. Команда буксира из трёх человек получила в знак благодарности ящик пива.

А вот когда там же застряла небольшая, кажется, французская яхта, то перепуганный капитан вместе с пассажирами запросили помощи у норвежцев и на вертолёте покинули свою плавучую обитель, хотя тонуть она не собиралась — трещина не оказалась катастрофической. Когда же для буксировки яхты пришёл норвежский катер, то владелец его потом со смехом рассказывал мне, что потребовал от владельца такую сумму денег, которая, несомненно, разорит неопытного мореплавателя и только потому, что капитан покинул судно до прибытия помощи. Да, север не любит дилетантов.

Но бывали здесь трагедии даже с самыми опытными поморами. В конце восемнадцатого века промысловики Архангельска сошли на берег в этих местах, набрали добычи и готовились к отправке, однако часть группы пошла в глубь острова, быть может, в поисках медведя или оленьего мяса. А в это время прибыл корабль норвежских бандитов, убили они всех, кто остался в домике на берегу, забрали с собой всё, что было добыто, и скрылись с места преступления.

Вторая половина группы возвратилась, но не увидели друзей своих, не нашли судна, на котором могли добраться до материка, не оказалось на месте и провианта, чтобы пережить долгую зиму. Через много лет нашли археологи пять скелетов, аккуратно лежавших в христианских могилах, да один непогребённый того последнего помора, которого некому было хоронить. Полагают, что подобные случаи недружественного появления иных народов послужили причиной того, что перестали поморы посещать Шпицберген в девятнадцатом веке.

Пока шёл в северо-западном направлении в сторону ГРЭ, я чувствовал только греющее мне спину солнце, но как только повернул в обратную сторону, лицо ощутило довольно прохладный ветер. Так бывает здесь часто, и я совсем не удивился, а лишь поёжился, запахнул куртку до самой шеи да поспешил в столовую. Но можно было и не торопиться, поскольку очередь в этот день на удивление не уменьшалась — уж слишком хорошая пища по сравнению с остальными днями. Разумеется, те, кто бывал здесь лет десять — пятнадцать тому назад, рассмеялись бы над моими словами. Тогда ведь кормили сказочно хорошо. Одних холодных закусок было пятнадцать — двадцать видов. Солёные огурчики, помидорчики, капустка не переводились, но и свежие овощи были в постоянном ассортименте, маринованные грибочки, патиссоны, рыба нескольких сортов и видов приготовления, селёдка в маринаде и под шубой, маслины, чесночок, да мало ли чего ещё, что душу взбадривало вдали от Родины? Нынче совсем не то, но радовались и тому, что хоть в этот раз завезли.