Шпицбергенский дневник - [34]

Первая проблема, с которой я всегда сталкивался по прибытии в норвежский посёлок, это транспорт. Своего у нас не было. Поэтому, если я прилетал вертолётом, то из аэропорта сразу же звонил Петерсену на почту, и через пятнадцать минут он подкатывал на своём микроавтобусе, забирал меня и моих спутников, которых, как обычно бывало много. Наши консульские работники, у которых есть своя иномарка, постоянно паркующаяся в аэропорту, забирали в посёлок тех, кто постарше чином, а я подбирал остальных. Разумеется, можно вызвать по телефону такси, но кто же станет платить семьдесят крон, если есть возможность подъехать бесплатно на дружеской основе?

Тот же Петерсен помогал мне грузить в свою машину наши посылки, которые зачастую были очень даже тяжёлыми, и отвозил к аэропорту. Его помощь была ценна ещё тем, что почтовая машина имела право въехать на аэродром и довезти посылки к самому вертолёту, где всё тот же начальник почты помогал перегружать всё в вертолёт.

Но Петерсена перевели работать на материк. В норвежской почтовой службе соблюдается принцип ротации. Начальником приехала женщина миссис Буа. Крупная представительная дама, несколько медлительная, но очень внимательная, строгая и тоже хорошо относившаяся к русским, понимая наши проблемы. Она, конечно, редко сама помогала в погрузке, но давала в помощь своего сотрудника Хальге, с которым мы очень подружились, бывали друг у друга в гостях. Я всё пытался его женить на русской девушке, а он, хоть и начал изучать русский язык в каком-то кружке, но это не сняло его стеснительность, мешающую знакомству, и он по-прежнему холостякует, оставаясь завидным женихом.

Если я приезжал за почтой буксиром, то звонил заранее Хальге, и он встречал меня в порту на машине к общей радости моих спутников, понимающих, что им не придётся идти пешком до центра посёлка.

В начале моего повествования, коснувшись юридической стороны почтовой службы на архипелаге, я отметил несколько различный подход к Парижскому Договору о Шпицбергене норвежской и нашей стороны в части равноправия в экономической деятельности. Но, должен обратить внимание читателя на то, что все разногласия в таких вопросах относятся к руководящим структурам государства. А на уровне простого населения никаких разногласий во взаимоотношениях я почти никогда в Норвегии не видел. Простые норвежцы прекрасно понимали, что наша страна переживает тяжёлые времена и всячески старались нам помочь. Даже когда я предложил организовать регулярную пересылку писем из российского посёлка, минуя норвежскую почту, самолётами через Тромсё в Мурманск, то меня поддержали норвежские авиационные власти, тем более что я хотел наладить при этом регулярные туристические рейсы.

К сожалению, моя длительная командировка на Шпицбергене в это время завершилась и нам не удалось довести задумку до реального осуществления, но в памяти моей навсегда остались добрые воспоминания о том периоде, когда я на почте норвежской служил почтальоном, которому посетители не раз напевали популярную шутливую английскую песню о начальнике почты.

Время бежит быстро, и прогресс не всегда за ним успевает на Шпицбергене, но всё же приходит и туда. Появились и в российском посёлке компьютеры. Заговорили и о передаче газет и почты по электронной связи. Услыхали за полярным кругом странные слова «киберпресса», «киберпочта». Люди учатся связываться друг с другом мгновенно, постепенно отказываясь от долгожданных почтовых конвертов и постоянно растущих в цене марок. Уходят постепенно в прошлое почтальоны с толстой сумкой на ремне. Вместо них появляются виртуальные, которых никто не видят, но без которых не мыслит себя уже никакая почта. Но это и рассказ другой.

ЧЕГО НЕ ВИДЕЛИ МИНИСТРЫ

В этот день я зашёл в столовую в начале второго дня. Меня встретила очередь, спускавшаяся из зала на лестницу. Сразу понял, что до окна раздачи можно простоять не менее получаса. Решил не терять времени, а пройтись к морю в ожидании пока схлынет поток едоков. Большой наплыв народа можно было объяснить несколькими причинами: во-первых, в порту стояло пассажирское судно, которое привезло новых полярников, прибывших на смену отработавшим двухлетний контракт, стало быть, на обед могли придти и те, кто с корабля, и те, кто на корабль; во-вторых, в Баренцбурге находится большая представительная группа различных российских министерств, прилетевших вчера самолётом на празднование семидесятилетнего юбилея треста «Арктикуголь», а потому обед должен быть вкуснее, дабы случайно зашедшее руководство не могло обвинить в плохом питании трудового народа; ну и, в-третьих, сам день шахтёра, который отмечается завтра, уже требует праздничного обеда, чему весьма помогло прибывшее грузовое судно, на котором своевременно к прибытию начальства привезли давно отсутствовавшие в посёлке овощи и фрукты. Так что народ, уставший от скудной пищи, ринулся в столовую на хороший обед.

Во время войны Баренцбург был полностью разрушен бомбардировкой пушками знаменитого немецкого линкора «Тирпиц», который вскоре сам был потоплен возле берегов Норвегии. В музее Баренцбурга «Помор» можно увидеть снимок разрушенного посёлка, от которого практически ничего не осталось, кроме остова здания столовой. Впрочем, сохранились ещё и стены хранилища угля, сложенные давным-давно голландскими строителями. Я вспоминаю об этом потому, что спускаюсь к морю как раз от этой самой столовой мимо той самой старой стены. Меня она особенно интересует, как память о годах основания Баренцбурга. Первый дом здесь был построен в 1912 году. В сорок третьем не осталось ни одного. В первые же послевоенные годы вырос целый посёлок. Сначала появились портовые деревянные домики. Сейчас осталось лишь несколько, но и в них уже никто не живёт, поскольку им на смену давно пришли кирпичные здания. Мимо этих деревянных памятников старины и ведёт лестница от столовой к конторе капитана порта. Там я обычно спрыгиваю с подпорной стенки, что удерживает дорогу от сползания, на береговую полосу и начинаю свою прогулку в направлении к ГРЭ.