Шпандау: Тайный дневник - [173]

— Это правда? — с удивлением и тревогой спросил он, потом отвернулся, качая головой.

8 ноября 1964 года. Сегодня подрезал розы и сгребал листья. Нуталл развел костер из нескольких номеров «Дейли Телеграф», а я подбрасывал в него ветки и листья. Светило солнце; наш новый термометр показывал минус один в тени и плюс семь градусов на солнце у южной стены. Термометр на солнце помогает некоторым охранникам не так остро чувствовать холод. Тем временем Ширах бродил по саду, насвистывая «Миссисипи».

9 ноября 1964 года. Американский директор, который пробыл с нами много лет, попрощался и представил своего преемника Юджина Берда. Новый директор заверил нас, что все останется как прежде; кстати, он также отвечает за клубы и увеселительные заведения для американских войск, размещенных в Берлине. Недавно «Курьер» напечатал его фотографию; он стоял на сцене и представлял королеву красоты. В 1947-м он, тогда еще лейтенант, нес караульную службу в Шпандау, но я его не помню.

10 ноября 1964 года. Во время дневного отдыха я целый час вел оживленную беседу с Годо. Внезапно Ширах подал сигнал. Он возмущенно потребовал тишины; он заявил, что хочет спать. Его высокомерный тон оскорбил француза, и тот сказал ему, что заключенного не касается, когда и как охранники должны разговаривать. Ширах самоуверенно отослал Годо к тюремным правилам, запрещающим охранникам разговаривать с заключенными.

— Очень хорошо, вот и заткнись! — рявкнул Годо и добавил, что пение и свист, между прочим, тоже против правил.

Но Шираха не так просто запугать.

— Если вы сию минуту не перестанете разговаривать с номером пять, я доложу о вас русскому директору, — пригрозил он.

Мы не прислушались к его угрозам, но разговор утратил свою живость. Вскоре мы разошлись.

18 ноября 1964 года. Сегодня к Гессу приезжал его адвокат, доктор Альфред Зейдль, впервые после Нюрнбергского процесса. Поскольку он отказался от всех свиданий с семьей, это первый человек из внешнего мира, которого он увидел за почти двадцать лет в Шпандау. После свидания Гесс выглядел очень взволнованным. Несколько часов он вел себя оживленно и охотно общался.

— Зейдль остался доволен, что я так хорошо выгляжу, — радостно сообщил он. — Но он не на того напал. Первым делом я написал ему перечень всех моих заболеваний. А потом, понимаете ли, мой сын хочет со мной встретиться, — беззаботно продолжал Гесс. — Вы видите в этом какой-нибудь смысл?

Когда я кивнул, он продолжил:

— Да, в качестве награды. Если он сдаст государственный экзамен по архитектуре на четверку, в награду ему будет позволено повидаться с отцом.

Я остолбенел.

— В награду? — повторил я. — Но он уже не маленький ребенок, которого нужно поощрять.

Гесс в свойственной ему манере улыбнулся собственным мыслям.

— Ширах придерживается того же мнения. Но будет именно так. Я уже сосчитал: раз, два, три.

— Раз, два, три — что это значит? — не понял я.

— Когда произносится «три», — пояснил Гесс, — решение принято бесповоротно. После этого его нельзя изменить.

Я сказал Гессу, что на месте его сына обманул бы: при необходимости подделал бы табель с отметками, лишь бы увидеть отца.

— Я уже думал об этом, — ответил Гесс. — Некоторое время назад я написал сыну, что в случае обмана он точно не увидит меня. Он просто зря потратит деньги на поездку в Берлин.

— Так было и раньше? — поинтересовался я. — Если вы принимали свое решение, сосчитав до трех, вы его не меняли, даже если возникали новые обстоятельства?

Гесс жестко кивнул головой.

— Никогда. По-другому нельзя.

Позже я вспомнил, как Гитлер говорил, что даже когда они вместе сидели в Ландбергской тюрьме, Гесс иногда во время спора не шел ни на какие уступки, используя эту формулу.

18 ноября 1964 года. Сегодня писал письмо и вдруг услышал в коридоре Летхэма. Я поспешно и нервно засунул все бумаги в кальсоны. Потом, когда я пошел за едой, у меня возникло неприятное чувство, что Летхэм смотрит прямо на выпирающее место. Вернувшись в камеру, я спрятал бумаги между матрацами и засунул носовой платок под брюки вместо выпирающих бумаг. Когда я принес пустую посуду, Летхэм не обратил на меня никакого внимания. Я даже расстроился. Ведь я уже представил, как он подозрительно, но с напускным добродушием покажет на выпирающее место, а я похлопаю себя по штанам и вытащу носовой платок с возгласом: «А я везде его искал!»

19 ноября 1964 года. Жалобы Гесса французскому генералу неожиданно принесли результаты. По решению Дирекции мы имеем право на тетрадь из 196 страниц для наших записей. По размеру, подсчитал Гесс, она соответствует двенадцати прежним тетрадям. Теперь он каждый день часами переписывает свой старый блокнот, который, в свою очередь, состоит из отрывков из его старых тетрадей.

20 ноября 1964 года. Со сторожевой вышки ветром унесло в сад листок с инструкциями для охранников от четырех государств. Огнестрельное оружие разрешается использовать, только если кто-то снаружи пытается проникнуть в сад силой; для самозащиты, только если заключенный и его сообщники угрожают жизни солдат; в случае попытки побега, только если нет другого способа помешать, и даже тогда охранники должны только обездвижить заключенного. Убивать его не разрешается ни при каких обстоятельствах.