Шпаги и шестеренки - [17]

– Привет, Жальер, – поздоровался я и, как частенько проделывал в юности, пожал скелету костлявое запястье. – Как дела?

Жальер не ответил, и я, сопровождаемый неумолкающим стариком, спустился в сад. Электричество добралось и досюда – у ворот урчал, скрежетал и булькал отвратного вида котел, из подвалов ему вторило утробное уханье, словно там поселилось привидение. С десяток механизмусов, натужно скрипя, ползали вдоль ограды, то и дело спотыкаясь, останавливаясь, вздрагивая и перемигиваясь гнойного цвета вспышками.

– Они есть сторожить, – гордо тыча в механизмусы пальцем, пояснил старик. – Много надежно, очень много. Вор не входить. Разбойник не входить. Убийца…

Он внезапно осекся и смолк. Походило на то, что убийц сверхнадежные сторожа остановить не сумели. Или не захотели, подумал я, борясь с желанием наградить старика добрым пинком под зад.

До вечера я знакомился с приходящей прислугой, которая за восемь лет успела полностью смениться. Герра Фогельзанга и его творения камердинер, кухарка, садовник, конюх и горничная дружно ненавидели. Разве что экономка мадам Леду к нововведениям относилась терпимо и лишь поджимала губы, глядя на вездесущих механизмусов.

На следующее утро мы с мадам Леду заперлись в библиотеке и принялись разбирать бумаги. Со слов экономки выходило, что я унаследовал весьма значительное состояние в акрах, франках, закладных, векселях и процентах. Вскорости я во всей этой галиматье изрядно запутался, а потом и вовсе взбесился от непрерывной череды цифр. Тогда я грохнул кулаком по столу, выпроводил мадам вон и решил никогда впредь не прикасаться к бумагам, если не будет на то крайней необходимости.

Ни из бумаг, ни со слов прислуги мне не удалось выяснить обстоятельства обрушившихся на семью д’Орво смертей. Поэтому на следующий день я позвонил в дверной колокольчик участка окружной жандармерии.

Капитан жандармерии Куапель человеком оказался свойским и понимающим. Служебными обязанностями он явно обременен не был, так что из участка мы вскоре перекочевали в трактир, распили бутылку сотерна, перешли на «ты» и разговорились.

Однажды вечером барон Жан-Жак д’Орво застал свою супругу в обществе графа де Жальера при обстоятельствах, близких к ин флагранти. Наутро мужчины встретились в уединенном месте, откуда обоих унесли на носилках. Граф на следующий же день скончался. Мой отец два месяца пролежал в постели под присмотром сиделок, затем пошел на поправку. Мачеху он, по всей видимости, простил – она и нашла его однажды утром лежащим навзничь на пороге гостиной. Врач определил смерть от разрыва сердца, наступившую в результате сильного потрясения. Что именно вызвало потрясение, выяснить не удалось.

– Я знал твоего отца, Этьен, – капитан разлил вино по бокалам, – он был сильным человеком и мужественным. Не представляю, что могло напугать его до смерти.

– Убийство исключено? – спросил я.

– В случае с твоим отцом – полностью. А вот жену его, Маргариту – ее убили.

Через полгода после смерти барона вернувшийся январским утром из загородной поездки Робер обнаружил Маргариту д’Орво в постели задушенной.

– Никаких следов, – развел руками Куапель. – Ничего. В доме Маргарита была одна. Твои братья находились в отлучке, у прислуги абсолютное алиби. Сумасшедший старик-шваб клялся, что адские создания, которых он наплодил, не пропустят вовнутрь чужака. Да и сыщики это подтверждают – посторонних следов обнаружено не было. По версии сыска злоумышленник проник в замок загодя, дождался, когда уйдут слуги, и потом… Но вот куда делся убийца после того, как задушил твою мачеху – это вопрос. Предположительно скрылся, когда поднялась суета, хотя как ему это удалось, сыщики объяснить не сумели.

Робер д’Орво пережил мачеху на два года. Его, как и отца, нашли мертвым в гостиной зале. Врачебный диагноз совпадал также – смерть от сильного потрясения. Однако в отличие от отца, Робер не умер на месте, поза мертвеца свидетельствовала о том, что он пытался спастись, убежать от смертельной опасности.

– Никто ничего не видел и не слышал, Этьен, – капитан вновь разлил по бокалам. – Ночью была гроза, гремело так, что можно было оглохнуть. Твой брат Антуан находился в соседней спальне, он свидетельствует…

– А может… – прервал я капитана. – Может быть, сам Антуан и убил?

– Исключено, – махнул рукой Куапель. – Следов насилия на теле Робера не обнаружено. Теоретически младший брат мог, конечно, испугать старшего до смерти, но на практике вряд ли он сумел бы это проделать. Хотя гроза, молнии… Кстати, гроза была и в ту ночь, когда умер ваш отец. И в ночь, когда убили Антуана – тоже.

Антуан д’Орво, видимо, напуганный предыдущими смертями, в семейном замке ночевал редко. Накануне убийства он оказался там потому, что привел с собой девушку, на которой собирался жениться. Она и нашла его наутро в оружейной, зарубленного. Убийца воспользовался висящим на стене двуручным мечом, которым владел один из моих предков. Лезвие меча раскроило Антуану череп, да так и осталось в теле, застряв в плечевой кости.

– Нет-нет, девушка ни при чем, Этьен, – опередил мой вопрос капитан. – Ей этот меч и не поднять вовсе. Однако в замке, кроме них двоих, никого не было. У прислуги алиби, посторонние внутрь ограды не проникали. В общем, та же история, что и с твоей мачехой. Разве что грозы в ночь ее убийства не было.