Шпаги и шестеренки - [140]

Ее никогда в жизни никто не целовал, но отчего-то Элоиза почувствовала, что должно произойти, и в самый последний миг избежала прикосновения. Не оттого, что не желала его. Она была уверена, что Эндрю – тот, кто нужен Элизе Дулитл и мисс Лоуренс, тот, кому можно доверить все тайны. Она поцелует его, непременно поцелует, выйдет за него, поможет внести правки в чертеж и собрать Механическую девушку Миллера – но только после того, как сам Ханс Миллер окажется в руках полиции и она будет уверена, что больше никто не погибнет.

Элоиза Миллер должна все исправить. Любой ценой. Как она может обещать свою жизнь кому-то, не зная, какова будет плата за чудо?

Эндрю отстранился, готовый рассердиться на себя и на нее, но Элоиза взяла его за руку и вложила в открытую ладонь круглую шкатулку:

– Вы, верно, видели такую, Энди, в доме вашего учителя, в Мюнхене.

Глаза Листона широко раскрылись, но он не проронил ни слова.

– Да, я знала его, уже после гибели его жены. И это единственная память, что осталась мне о Хансе фон Штоле. Я отдаю ее вам, потому что не знаю человека, который больше оценил бы этот подарок. Эндрю, вы правы. Я знаю о той роли, что вы желали бы для меня, и готова сыграть ее. Но вы должны обратиться не к мисс Лоуренс – она лишь маска. Я хочу открыть вам свои тайны, и открою их, отдав себя вашему суду, и приму ваше решение с благодарностью, каким бы оно ни было. Но вы должны помочь мне сейчас. Ничего не спрашивая, довериться мне, как я готова довериться вам.

– Вы знали фон Штоля? Вы так похожи на его жену. Вы – ее тайная дочь? Сестра? Родственница?

Отчего-то растерянность Эндрю показалась Элоизе такой забавной и милой, что она расхохоталась.

– Давайте выступим, Энди. Вы ведь мечтали спеть дуэтом с Элоизой Миллер? А потом я расскажу обо всем. Клянусь. И вы решите тогда, гожусь ли я для роли, что вы для меня выбрали. Кстати, в вашем чертеже стоит заменить один котел на два – иначе не хватит мощности и ваша Механическая девушка не удержится на ногах, – добавила Элоиза, видя, что ее избранник готов разразиться очередным градом вопросов.

– Два котла? – ошарашенно переспросил Листон.

– Да, два, а контуры… Дайте мне карандаш, – Элоиза дернула ящик, в котором лежал чертеж, но тот не поддался. Эндрю отстранил ее, сам достал и расстелил рисунок на столе. Элоиза принялась черкать, испещряя поля пометками, и Листон тотчас углубился вместе с ней в расчеты, забыв о расспросах.

Через какое-то время он и вовсе успокоился, лишь изредка, когда они встречались для репетиций дуэта, повторял: «Бог мой, вы знали Ханса фон Штоля!», но тотчас умолкал, всем видом демонстрируя, что доверяет Элоизе и совсем не мучается от любопытства.

Бейверли слегка удивило, что мисс Лоуренс выбрала для себя столь странный сценический псевдоним – Элоиза Миллер, но смирился и даже согласился развесить в бедных районах афиши с этим именем, с печалью заявив: «Станете вы звездой сцены или замужней дамой, ни Аполлон, ни Эндрю не позволят крутиться возле вас старику Бейверли. Но обещайте, что вы иногда будете петь на моих концертах для бедняков. Если обещаете, я, так и быть, займусь афишами».

Он был так трогателен в своей непритворной печали, и так мило пытался ее скрыть, что Элоиза дала ему это обещание, уже почти уверенная, что на первый концерт мастер точно не явится. Слишком велик Лондон, чтобы имя Элоизы Миллер попалось на глаза Хансу фон Штолю.

Она даже задумалась, стоя у зеркала в платье для концерта, не стоило ли оставить пистолет в доме Суита. По ее просьбе Эндрю взял с собой оружие, а у Элджернона всегда имелась при себе тяжелая трость на случай, если кому-то из зрителей придется не по вкусу выступление. Элоизе Миллер – певице и балерине – не было нужды защищать себя самой, но цветочница, которой она была так недолго, бунтовала против подобного легкомыслия и желала защитить себя сама.

Элоиза спрятала «Дерринджер» под шарф на столике в небольшой комнатке, отведенной под гримерную, взглянула в зеркало и заметила, что бледна. Испуганные глаза блестели, словно подкрашенное лазурью стекло. Элоиза нажала пальцами на веки, пощипала себя за щеки, чтобы вернуть лицу румянец, и еще раз похлопала рукой по шарфу, проверяя, на месте ли оружие. Платье для танца, воздушное и белое, как страусиное перо, что она видела давно, еще в прошлой жизни, на фото – на шляпке покойной фрау Миллер, отзывалось шелестом на каждое движение.

– Ваш выход, мисс Лоуренс, то есть мисс Миллер, – позвал Бейверли, и Элоиза поднялась со своего места.

Она не удержалась от того, чтобы взглянуть в зал. Отчего-то Элоиза была уверена, что, будь мастер там, она тотчас узнает его, но никого, хоть сколько-нибудь похожего на Ханса Миллера, она не отыскала. Эндрю уже шел к ней с другой стороны сцены. Пианистка, миссис Бивер, ударила по клавишам, глядя на них с умилением – доброй женщине уже намекнули, что исполнители дуэта недавно обручились.

– Боже, Джи Би, в какую клоаку ты меня приволок? – раздался от двери гневный шепот. – Такая шутка дурна даже для тебя, и если ты полагаешь, что я останусь…

«В последний раз молюсь под отчей кровлей… – Элоиза сама не узнавала своего голоса. Он взлетел к потолку и, отразившись от балок, рассыпался хрустальным эхо. – …где я так счастлива была, где он впервые мне сказал “люблю”»…