Шпаги и шестеренки - [131]

– Нигде пока.

– А раньше? – К девушке возвращались силы и вместе с ними болтливость и деловитость.

– Меня раньше обеспечивал один человек… – начала Элоиза, но по глазам мисс поняла, что продолжать не стоит.

– Эх, фу. А с виду и не скажешь, что содержанка. Прогнал? Тебя, такую хорошенькую? Чай трясун какой-нибудь старый. Ну, не хныкай, Элоиза. Стану честную девушку из тебя делать. И для начала… – Видно было, что в голову Элизе пришла какая-то мысль, и она осталась ею чрезвычайно довольна: – Для начала ты пойдешь вместо меня торговать цветами. Я все расскажу, где взять товару, как разговаривать. Да всякое прочее тоже. Так, глядишь, с голоду не сдохнем. А как я поправлюсь, мы еще что-нибудь придумаем… Так, корзинку мою возьми там у двери и на руку вдень.

Элоиза, услышав командные нотки в голосе девушки, тотчас повиновалась, подхватила корзинку, повернулась, показывая себя со всех сторон.

– Ну совсем я. Взаправдашняя. Никто не отличит. Если поторопимся, за товаром не последняя будешь.

Мысль о том, чтобы заменить мисс Дулитл, поначалу показалась неприятной, но следом радостной вспышкой пришло осознание того, как удачно все получается. Элиза сама предлагает научить ее, как попасть в Ковент-Гарден. Наверняка, не найдя дома, мастер будет искать цветочницу там. Перед публикой он не станет ругаться или бросаться тяжелым, и, возможно, у Элоизы получится все ему объяснить. Неужели человек, так просивший судьбу о чуде, не сможет, в конце концов, поверить в то, что оно произошло?

Элоиза по совету новой подруги сбегала на улицу и выпросила у зеленщика немного редиски, которой обе с большим аппетитом позавтракали.

Несмотря на недовольство живого тела скудной едой и дурным отдыхом, Элоиза чувствовала себя замечательно. Ее планы неожиданно легко сбывались, и сейчас ей предстояло лучшее из занятий – учиться. Только на этот раз роль учителя досталась не мастеру, а крикливой юной англичанке, в совершенстве освоившей науку выживания в бедных районах Лондона.

Еще будучи Механической девушкой, Элоиза училась всему легко и с радостью. Став живой, она, по счастью, не утратила ни великолепной памяти, ни усидчивости, ни той способности воспринимать новое, что всегда восхищала мастера.

Мисс Дулитл от души хохотала, когда Элоиза принималась прохаживаться по комнате и, копируя ее походку, повадки и речь, училась зазывать покупателей. К сожалению, совсем скоро раненой стало хуже и занятия пришлось прекратить, а ученице – сесть у изголовья своей непутевой учительницы и до рассвета утирать пот с ее лба, поить из ложки водой и менять повязки.

Отправиться на работу в Ковент-Гарден ей удалось только на следующий день, но как ни выглядывала она мастера в толпе, он не появился. По невнимательности и неопытности заработала она ужасающе мало, так что спать пришлось лечь почти голодными. Элизу лихорадило, она дулась на бестолковую соседку, вновь и вновь заставляя ее разыгрывать посредине комнаты то один, то другой разговор с покупателями, объясняя, где стоило похныкать, где побожиться, а где оскорбиться.

На следующий день Элоиза еще посматривала по сторонам, но полностью сосредоточилась на торговле. Живое тело требовало хорошей пищи. Что толку от нее в доме мастера, если она вернется больной и немощной? За дни после пожара она уже похудела так, что платье больше не казалось тесным.

Мисс Дулитл становилось лучше с каждым днем. Они сдружились и через неделю почитали себя почти сестрами. Однако Элоиза так и не решилась рассказать свою настоящую историю, надежно спрятав под половицей пистолет и шкатулку. Того, кто ударил ее чем-то острым в подворотне, Элиза не толком не разглядела и не вспомнила, и девушки решили, что это был какой-то доведенный до отчаяния бродяга. Только такой мог позариться на заработок простой цветочницы.

Каково же мне? Неужели я была рождена на свет, чтобы стать причиной несчастья? Неужели удел женщины – приносить горе любимому, особенно если он талантлив и велик?

Третье письмо Элоизы к Абеляру (перевод В. Заславского)

Теперь Элоиза не могла бы ответить, отчего при первом знакомстве Лондон показался ей жутким. Она легко привыкла к его шумной суете, как юная ткачиха привыкает к грохоту станков, и теперь с трудом могла вспомнить тишину мастерской, лишь дюжину дней назад составлявшей для нее весь мир. Элоиза накоротке сошлась с Робби, мальчишкой-газетчиком, и теперь могла читать газеты, не заплатив за них и полпенни.

Мир был так велик, так переполнен информацией, в нем было столько возможностей учиться, что это восхищало Элоизу каждый день и час, и одновременно внушало постоянный страх. Нет, не ужас от гибели с голоду или от ножа бродяги – эти страхи пролетали мгновенной тенью и уносились прочь, едва Элоиза встречала что-то интересное. Ее пугало, что в этом мире, оказавшемся столь невероятно огромным, мастер может никогда не найти ее. Что если он нанял квартиру в другой части Лондона и постарается забыть о пожаре, как старался все эти шесть лет забыть о Мюнхене и смерти жены? Что если он решил вернуться в Германию, боясь ответственности за смерть бедолаги-репортера, и там, на родине, предпринять еще попытку обессмертить имя фрау Миллер? Что, если он уже вытачивает детали для новой Механической девушки?