Шпага для библиотекаря. Книга 1 - [50]

Ростовцев, отдав распоряжение варить обед, уединился в ДК с Антипом и казачьим хорунжим для обстоятельной, подробной беседы. А я, покуда шли переговоры, успел пообщаться с тётей Дашей и узнал от неё все новости. Посетовал о безвременно погибшем «альпинисте» Лёхе, выслушал прогнозы насчёт состояния Гены – вполне благоприятные, медсестричка Людочка сумела и рану очистить, и пулю извлечь, и укол антибиотика сделала. Сделал заметку в памяти – сказать казачкам о беглом комсомольском вожаке Диме. Без знания местности, без куска хлеба в кармане далеко он уйти не мог, а значит, рано или поздно либо объявится в одной из окрестных деревень, либо попадётся тем же французам. Если, конечно, не сгинет, как пророчил староста Антип в болоте – они здесь глухие, непролазные, и безопасные тропы через них известны только местным.

Примерно через час на дворе появился Ростовцев – от бравого гусара явственно тянуло сивухой. Они со старостой Антипом сошлись на том, что вместе бить супостата будет сподручнее, особенно с учётом того, что бобрищевцам эти места родные, знают тут каждую тропку. В качестве базы для объединённого партизанского отряда решено было избрать ДК. Места достаточно, и для более крупного отряда, а расположение таково, что действуя по просёлкам, можно держать под наблюдением и Смоленскую дорогу, и окрестности Вязьмы и Царёва-Займища, где уже повадились шастать неприятельские фуражиры.

Заодно поручик объявил о ближайших планах. Хорунжий со своей полусотней остаётся здесь, имея задачей следить за Смоленским трактом, попутно обучая воинскому делу крестьян. Для них Ростовцев пожертвовал почти все трофеи – сабли, карабины, пистоли гусар и тесаки с мушкетами солдат-обозников. Антип сам не свой от радости: «Удружил, барин, теперь ужо мы им покажем, где раки зимуют!..»

Сам же поручик во главе сумцев собирался вернуться к русской армии – наслушавшись от меня о предстоящем генеральном сражении, он рвался в бой. Напрасно я убеждал, что время уже упущено – до Бородина шестьдесят вёрст, полный дневной переход для кавалерии, а ведь идти по большому шляху не получится. Придётся искать пути в обход французской армии, которая заняла обе Смоленские дороги и рассылает вокруг разъезды, встреча с которыми не судит маленькому отряду ничего хорошего.

«Плохо ты знаешь гусар, Никита Витальич! – с усмешкой отмёл мои доводы поручик. – Мы, ежели надо, в любую дырку без мыла пролезем, а уж когда такое славное дело предстоит… Даже не думай сомневаться, поспеем к сроку!»

Что ж, утро вечера мудренее. Люди и лошади вымотались, и Ростовцев принял решение заночевать в ДК, с тем, чтобы наутро, ещё затемно, отправиться в путь.

X

– Значит, решил всё-таки с гусарами? На войну?

Тётя Даша поворошила в печке прогорающие уголья.

Да вот, хочу поприсутствовать при исторических событиях. – кивнул я. – Столько читал, изучал – надо ведь и самому посмотреть, верно? Но ты не переживай: недели через две вернусь вместе с отрядом Ростовцева – тогда и решим, как жить дальше. А вы пока оставайтесь здесь. Казачки, если что, защитят.

– Эти оглоеды, пожалуй, защитят! – хмыкнула тётка. – Нет, вояки они, конечно, лихие, но за каждым нужен глаз да глаз – того гляди, чего-нибудь открутят и сопрут…

Тётя Даша имела все основания так говорить: Ростовцеву пришлось приказать стащить всё уцелевшее «добро из будущего» в две кладовки и накрепко заколотить двери досками. Но казачки не унывали – я самолично поймал одного, когда тот отдирал от стены электрические провода. «Проволока ж вашбродь, медная! – оправдывался застигнутый на месте преступления станичник. – Она в хозяйстве завсегда сгодится!»

А вот в импровизированный медпункт, развёрнутый медсестричкой Людочкой в опустевшем помещении музея ни казачки, ни гусары, без дела не совались. Насмотревшись, как ловко девушка обрабатывает раны, как умело зашивает глубокие порезы, оставленные французскими клинками, они прониклись к «мазельке» неподдельным уважением. Корнет Веденякин сделал даже попытку приударить за ней – без особого, впрочем, успеха.

– Армянин-то ваш, Рафик, тоже с вами поедет? – спросила тётя Даша.

– Обязательно. – я кочергой открыл дверцу печки и засунул в угли два полешка. Язычки огня впились в сухую, как порох бересту, огонь, получив новую порцию пищи, весело загудел.

– Горец же, и характер такой… горячий. Нравится ему верхом гарцевать. Сегодня, вон, уговаривал вахмистра дать ему урок владения саблей.

– Глядишь, и правда, гусаром станет. – согласилась тётя Даша. – Случалось мне читать про одного армянина, он тоже пошёл в гусары. То ли Мадатов, то ли Мадатян, сейчас уж и не вспомню… Может, слыхал?

Я кивнул. Биография блестящего кавалерийского офицера, отчаянного храбреца, дослужившегося до чина генерал-лейтенанта, была мне известна. Сейчас Валериан Мадатов служит в третьей Резервная обсервационной армии генерала Тормасова – командует эскадроном Александрийского полка, знаменитых «чёрных гусар». И успел уже отличиться в деле под Кобриным, где отряд под его командованием фланговым ударом опрокинул и вынудил к бегству саксонскую кавалерию. Кстати, надо бы рассказать о нём Рафику – хотя, в его родном Арцахе Мадатов и так считается национальным героем, о котором знает любой ребёнок.