Шоу для завистницы - [8]

Если бы не слова Жени о том, что я не справлюсь, я бы и в самом деле в конце концов уехала к родителям. Но его уверенность в том, что я тоже не справлюсь, меня задела. Я решила доказать и ему — не думая, что он все равно об этом не узнает, — и себе, что я сильнее. Что я никогда не признаюсь в том, будто воспитывать ребенка одной мне не по плечу. Другим-то женщинам это удается.

Конечно же, тогда мне это было не по плечу, как бы я ни крутилась, продавая свои подчас довольно дорогие тряпки. Я ведь все-таки в соревнованиях участвовала. И получала кое-что. И Женя любил меня баловать, когда деньги у него еще были.

Я ввела в свои расходы режим жестокой экономии. Считала и берегла каждую копейку. Но если лет двадцать назад на содержание ребенка у молодых мам уходило не слишком много денег, то сейчас остаточный принцип не годился. Я даже не имела привычных нашим мамам пеленок.

А памперсы… Они вламывались в мой бюджет подобно древним таранам и пробивали в стенах этой денежной крепости огромные дыры. Я все больше уставала, пока в один прекрасный день вообще не осталась лежать в постели, не обращая внимания на рев моего голодного сына.

В тот момент я почти не осуждала уехавшего мужа. Содержание ребенка и в самом деле не под силу студентам, не имеющим постороннего заработка.

Через день должен был прийти перевод от родителей. В свое время я легкомысленно пыталась отказаться от их переводов, но папа лишь отмахнулся от моего отказа.

— Молодая семья, дочка, требует больших денег, чем отдельно взятая студентка. Ежели деньги тебе лишние, откладывай. Купишь себе чего-нибудь, — говорил он.

В конце концов мне надоел плач Мишки, и я взяла его к себе в постель, переодев в последний памперс, а использованный просто бросила на пол.

Сына я все еще кормила, потому дала ему грудь, безучастно наблюдая, как он терзает ее своей крепкой ручонкой, пытаясь добыть себе молоко. Мало его было, да и откуда бы ему взяться, если я сама почти ничего не ела!

Это был день, когда я перестала бороться. Вчера еще я могла поехать домой к родителям, а сегодня у меня не было даже денег на самую короткую телеграмму. Я знаю, мама тут же приехала бы и спасла меня. А так… Никто не мог мне помочь, потому что просить о помощи мне было некого.

И тут приехала она, мать моего мужа.

Конечно же, я ее не ждала. Лежала на неприбранной кровати и кормила грудью Мишку. Неумытая и непричесанная.

Даже теперь, спустя шесть с лишним лет, я вспоминаю об этом со стыдом. Уж постирать-то постельное белье я могла бы. У меня еще оставалась щепотка стирального порошка…

Сквозь тупое тягучее время я услышала, что кто-то идет к моей двери. И то, что это была женщина в сапогах на шпильках. Потом раздался скрип петель и захлопывающийся звук.

В дверях стояла красивая элегантная женщина, на вид не больше тридцати лет. Она выглядела как королева. И понятно, что она произвела на свет принца.

— Ванесса? — спросила она, чуть приподняв бровь.

Помнится, я вскочила, перестав кормить Мишку. Он, выпустив изо рта сосок, тут же принялся орать. У него с рождения был хороший аппетит.

— Покорми ребенка, я подожду.

Она повела вокруг прекрасными голубыми глазами, словно в поисках места, хотя бы похожего на трон, и, не найдя, осторожно присела на краешек стула, используемого нами вместо дежурной вешалки.

Мишка как ни в чем не бывало принялся сосать грудь, для верности обхватив ее крепкой ручонкой. Нормальный здоровый мальчишка. Почему он плохо спал ночью, мне было непонятно. Как и врачам детской консультации, куда я его носила.

— Меня зовут Марина Константиновна, — сказала женщина.

— Догадываюсь.

Я стала приходить в себя и злилась от того, что она застала меня врасплох. Мишка между тем, не понимая, что в жизни матери происходят такие значительные события, спокойно дал уложить себя в кроватку и принялся сосать кулачок, безмятежно глядя в потолок. Марина Константиновна поднялась и подошла к кроватке.

— Глаза не наши, — сказала она веско. Немного помолчала и добавила: — А уши наши, с этим не поспоришь.

Глаза у сына были мои, серые. Уши он в самом деле взял папины. Остренькие, как у лисенка, плотно прижатые.

— Дай мне свой паспорт, — вдруг сказала Лаврова.

— Зачем?

— Нужно.

Какая нормальная женщина бы подчинилась? А я, пожав плечами, достала из сумки и протянула ей документ.

— Пожалуйста.

Она исподлобья взглянула на меня, ничего больше не сказала и ушла, осторожно притворив за собой дверь. В этот день она больше не пришла. В конце концов я даже стала беспокоиться и мысленно составлять заявление в милицию с объяснением, что паспорт выкрали у меня из сумочки в трамвае.

Но она появилась. На другой день после обеда. Зашла в комнату и скомандовала:

— Собирайся!

— Куда?

— На новое место жительства.

На мгновение у меня мелькнула сумасшедшая мысль, что она решила взять с собой нас с Мишкой, но взглянув на холодное отрешенное лицо, поняла: не для этого Марина Константиновна сюда приехала.

Я вынула из-под стула свою дорожную сумку и обвела взглядом комнату: с чего начинать сборы?

— Возьми только необходимое. Для ребенка. Ну и белье для себя.

Она отдавала мне короткие команды. Как служебной овчарке.