Шоу-бизнес - [29]

, в свое время не постеснялся написать несколько комикс-сюжетов.

Со временем Голливуд, вдохновленный комиксами, начал генерировать идеи собственными усилиями. Психологические и фантастические триллеры, боевики, сделанные по всем канонам комиксов, потянулись вереницей. «Хищник», «Терминатор», «Звездные войны», толпы неистребимых «Чужих» — все это произрастает оттуда. Комикс проникает в кино как эстетика («От заката до рассвета» Роберта Родригеса), он становится стержнем для далеко не простецкого сюжета, в котором раскрываются проблемы, присущие скорее тяжеловесной классической литературе («Неуязвимый» Найта Шьямалана). К слову, географические границы своих владений комиксы тоже уже давно и ощутимо расширили: у французов с некоторых пор в почете Астерикс, японцы в поте лица тиражируют по всему миру своих манга-герлз[42] и прочих девиц.

Впрочем, все эти рассказы, похоже, бессмысленны. Есть один человек, которого зовут Кевин Смит. Он режиссер, но в то же время еще и популярный автор комиксов и владелец посвященного этим штукам специализированного магазина. На фестиваль в Каннах он может позволить себе съездить только в том случае, если у него появляется время, свободное от работы над комиксами. Его фильмы — настоящие оды любимому делу. Хотя хватит, пожалуй, и одних «Тусовщиков из супермаркета». Там герои — взрослые, здоровые лбы — не просто любят комиксы — они живут ими. И задаются при этом вопросами, которые по своей проклятости способны поспорить с проблемами Родиона Раскольникова, например «Может ли девушка Супермэна иметь от него детей?». Не подумайте, что я шучу.

«ЛЮБИМЫЕ» РОЛИ АКТЕРОВ

Плывут на корабле режиссер «Титаника» Джеймс Камерон, сценарист фильма, Леонардо Ди Каприо и Селин Дион. И стали они друг перед другом хвастаться.

— Я снял фильм, который получил 12 «Оскаров», — говорит Камерон.

— А меня теперь обожают миллионы девушек, — заявляет Ди Каприо.

— А мои песни самые продаваемые в мире, — сообщает Селин Дион.

— Все смотрят на сценариста… Тот бросает взгляд на приближающийся айсберг и говорит:

— А у меня здесь одноместная моторная лодка есть…

О предусмотрительности

В карьере любого киноактера есть эпохальная роль — та самая, после которой он становится народным любимцем, после которой его начинают узнавать на улицах и брать ставшие вмиг драгоценными автографы. Считается, что именно такие роли являются для актеров самыми дорогими и близкими и что артисты благодарят судьбу, подарившую им шанс стать знаменитыми. Однако это заблуждение.

Вообще-то, нелюбимых ролей у актеров вроде бы и нет. В девяти интервью из десяти на стандартный вопрос о самой ненавистной роли можно услышать ответ: «Нет таких. Все любимые». Некоторые еще добавляют: «Как дети». Природу подобного отношения к своим киноработам однажды четко сформулировал Александр Домогаров: «Если ты живешь своей работой, а не рассматриваешь ее как повинность, как способ зарабатывания денег, то нелюбимых ролей вообще быть не может». И все же далеко не всегда ситуация настолько идеальна. К тому же порой, подозреваю, актеры лукавят. У большинства из них есть кинороли, которые они если и не ненавидят, то, как минимум, крепко недолюбливают — по разным причинам. И некоторые не считают нужным это скрывать.

Чаще всего так происходит, когда роль оказывается «слишком хорошей» — настолько, что она «врубается» в память зрителей, затмевает все остальные заслуги артиста, фактически превращает его в представлении публики в профессионала одной работы, в так называемого «актера одной роли». А поскольку для хорошего мастера близки и чем-то ценны именно все киновоплощения, происходящее начинает его раздражать и, как следствие, пробуждать даже отвращение к тому, что становится предметом культа. Так, вспоминается история Фаины Раневской, которая откровенно жаловалась на то, что успех ее роли в «Подкидыше» вызывает у нее чуть ли не манию преследования. Как-то в Ташкенте Раневская встретилась с Анной Ахматовой и отправилась с ней на прогулку по городу. Об этом эпизоде она не могла вспоминать без раздражения: «Мы бродили по рынку, по старому городу. Ахматовой нравился Ташкент, а за мной бежали дети и хором кричали: «Муля, не нервируй меня». Это очень надоедало, мешало мне слушать ее. К тому же я остро ненавидела роль, которая дала мне популярность. Я сказала об этом Анне Андреевне. «Сжала руки под темной вуалью — это тоже мои Мули», — ответила она». По иронии судьбы, фразу, ставшую крылатой, придумала сама Раневская.

В подобной ситуации оказался в свое время и Станислав Садальский. Для него «роковой» оказалась роль Кирпича в фильме «Место встречи изменить нельзя». Похоже, артист подспудно чувствовал, что внедрение в образ этого вороватого персонажа чревато не только приятными последствиями. Во всяком случае, его предварительная встреча с режиссером носила характер словесной дуэли. Рассказывает Садальский: «Прочитав сценарий, я сказал, что такого придурка играть не хочу, мне нравится роль Шарапова. Говорухин расхохотался, сказал, что меня на нее не утвердят. Я спросил: «Почему?» Говорухин сказал, что Шарапов был комсомольцем. «Что значит комсомольцем? А я кто, по-вашему?» — обиделся я. «Лицо у него должно быть другим». — «Каким?» — «Такие обычно в газетах печатают». В общем, он не получил эту роль и в итоге согласился изображать Кирпича. В течение двадцати лет после показа фильма по телевидению на Садальского, где бы его ни встречали — в троллейбусе, метро, на улице, — стабильно показывали пальцем и лаконично констатировали: «Кирпич». Невозможно передать словами, насколько это его бесило и как он возненавидел своего Кирпича. Но в то же время артист резонно признает: не сыграй он эту роль, его «жизнь была бы гораздо беднее». И, думаю, едва ли Садальскому стоит всерьез обижаться на то, что при упоминании его имени на ум сразу приходит реплика: «Кошелек! Кошелек! Какой кошелек?» По иронии судьбы Владимир Конкин впоследствии тоже не раз жаловался на нетленный образ лейтенанта Шарапова…