Шотландия молодая - [106]

К счастью, он не отставал.

Первые несколько домов мы пробежали, не останавливаясь, потом мне что-то почудилось и я толкнул его за низкую оградку садика. И перелетел внутрь сам, почти расквасив нос. Но какой тут уж, к лешему, нос!

По улице проскакали несколько всадников в красных мундирах, как я отметил сквозь слезы.

Чутье-то начинает вырабатываться, сказал я себе, вытирая лицо. Подумаешь, нос!

Впрочем, некогда заниматься нарциссизмом, я поймал руку короля — сухая, крепкая ладонь, отметил я. Не ушло от внимания то, что я сам трясусь, дергаюсь и потею. Мы снова побежали.

Еще раз нам пришлось свалиться в темный, не слишком апетитно пахнущий проулок, пропустив драгунов, или кто бы это ни был.

Перебежав через мостик, я заметался. Куда дальше-то?

В лес? По сути, тут и леса нет, на рассвете нас поймают. В канал? Ах, было бы легко, если б не король.

Метания заняли секунды две, не больше — хотя мне они показались как час.

Снова копыта.

Нахрен все это, надоело. Я бросился вниз, вдоль канала, пробежал пару хижин и задолбил кулаком в дверь третьей. По ходу левой рукой вытащил палаш.

Дверь открылась после моего последнего удара — не заперто. Я скользнул внутрь, затягивая внутрь его величество. Надо отдать ему должное — за все наше дрыгоноженье он не проронил ни звука. Такую бы выдержку его сыночку!

И… Да, в грудь мне уперся аркебуз. Не мушкет, это я определил сразу. Это был аркебуз. Пожалуй, не согрешу против истины, если скажу, что этому стволу исполнилось полторы-две сотни лет.

Опять же, меня удивило то, что я пытаюсь классифицировать ствол, упертый мне в грудь, вместо того, чтобы отодвинуть его и обезвредить носителя… Потрясно. Неужто я начинаю вживаться в этот мир?

— Ке несеситай? — произнес выский хмурый мужичок, в шапке набекрень и типичной одежде фермера — меховая безрукавка, рубаха не по размеру, грязные, заляпанные штаны — и ткнул меня стволом еще раз.

— Ты чего городишь, друг? — я медленно поднял руки кверху, выронив палаш. Ну его нахрен, так-то нас еще выкупить могут, а тут пристрелит к чертям собачьим какой-то баклан. — Ты по-английски понимаешь хоть?

— Э-э-э… — мужик отступил на шаг. Но положение спас король.

— Comment du franГais?

— Ah! Oui! Je comprends! — заулыбался фермер и в тот же момент я, уходя с линии огня, схватил его аркебуз, который он так и не выпустил из рук, сунул ему в живот прикладом и добавил по маковке.

Я так и не понял, как и кто… Но кто-то из его смейства, сидевшего за столом, умудрился приложить меня сзади. Причем так крепко, что я полетел с ног. Рефлективно разворачиваясь в полете я влетел своим многодюймовым плоским экраном прямо в косяк. И отъехал.

Отъехал всего на какие-то пару секунд, как показалось. Оказалось — показалось не вполне верно.

В доме все было тихо, никаких следов борьбы, аркебуз исчез, люди тоже.

Кроме двоих.

Они сидели за щербатым, потемневшем от старости столом — долговязый голандец и король Шотландии.

В первый раз я сумел рассмотреть его при свете, того самого, ради которого старался, кому, по сути присягал. Из-под полуопущенных век я видел его скулу, челюсть, ухо и ухоженные, забранные назад волосы.

"Парик, видно, снял", подумалось мне. Хотя какой, к едрене фене, парик?

Я попытался встать — и нет, башка не дала.

— О, ваш человек, похоже, пришел в себя, — сказал голландец. Сколько разных акцентов английского я слышал за последние месяцы, но такого! Боженька, что же ты делаешь со мной?

Король подскочил первым, протянул мне руку — и я увидел его в анфас. Черт, мужик-то потрепан жизнью! Но сохранился неплохо при этом. Парадокс, скажете вы? Да.

По морщинам видно возраст. Но то возраст тела, а возраст духа всегда преобладает. Джеймс — третий на счету Англии, а на шотландском аж восьмой, вспомнилось мне — был действительно сильным человеком. Черные чувствительные брови, мощный прямой нос, широко посаженные глаза дополняли картину. Не знаю, что произошло у них тут в тысяча семьсот пятнадцатом. И помимо этого мне пришлось прочитать немало гадостей про короля. Но сейчас я увидел этого человека вживую.

Между ним и Чарльзом — пропасть. Даже не пропасть, а как у кельтов Ирландии — брод. Так вот если этот дойдет до середины брода и решит, что делать, то Чарли — сунет одну ногу в течение и унесется с ним к чертям собачьим. Кошмарные метафоры, конечно.

Я поднял палаш с пола — кто-то аккуратно положил его у стеночки, пока я лежал в отрубе, вложил в ножны. Сел на табурет, потер затылок.

— Это Дирк, он католик до мозга костей, — сообщил мне король.

— Да, я католик, — на ломаном английском сказал фермер. — Мы работаем с водоснабжением, пасем скот, никого не трогаем. Протестанты пришли — власти на нас напустили испанцев, я до сих пор их язык помню. Меня дед научил. А его — его дед. Мы католики, нам не надо всякой ерунды. Хотите служить Богу по-своему, ну и служите. Гезы приходили — так а что, пожалуйста, пусть гезы будут. Нам бы только крови поменьше. Как какие несогласия у церковников — так сразу война, уж мои прадеды-то помнят. То испанцы придут, всех поубьют. То французы. А то шведы еще. К нам не дошли, но, говорят, недалеко тут были дела кровавые.