Шоша - [15]

— Расскажите же о пьесе, — попросила Бетти.

Я начал рассказывать. Она слушала. Сначала смотрела на меня с опаской, потом с интересом.

— Это означает, что у меня будут любовные дела со мною же?

— Да. Но в каком-то смысле у всех так.

— Верно. Я могу легко играть и мужчину, и женщину. Вы принесли хоть что-то?

— У меня все пока лишь в набросках.

— А не сможете ли припомнить несколько строчек? Я дам вам бумагу и перо, и вы напишете несколько строк — для музыканта и для проститутки! Подождите! — Она встала, взяла со столика сумочку и достала оттуда маленькую самописку и блокнот.

Я записывал почти машинально:

"Музыкант. Иди же, девушка, будь моей. Ты труп, и я труп, а когда танцуют два трупа, клопы пускаются в пляс. Я подарю тебе сумочку, а в сумочке — горсть праха из Святой земли и черепки, что лежат на моих глазах. С миртовой ветвью в руке я вырою канаву от Тишвица до Масличной горы. По дороге мы будем делать то же, что Зимри, сын Солу, и Козби, дочь Цура.

Проститутка. Придержи язык, ты, грязный щенок! Я оставлю мир невинной девушкой, а ты валяешься с каждой шлюхой от Люблина до Лейпцига. Сонмы ангелов ожидают меня, а тебя мириады демонов потащат в преисподнюю".

Я отдал Бетти блокнот и ручку, и она начала не спеша читать. Тонкие брови поднимались и снова опускались. Губы насмешливо изогнулись. Дочитав до конца, она спросила:

— Это из вашей пьесы?

— Не совсем.

— Вы сочинили это прямо здесь, сейчас?

— Более или менее.

— Вы очень странный молодой человек. У вас необычайная фантазия.

— Это все, что у меня есть.

— А вам нужно еще что-нибудь? Подождите-ка, я попробую это сейчас сыграть.

Она начала что-то бормотать, глядя в записную книжку, прерываясь почти на каждом слове. Вдруг начала говорить на два голоса. Меня затрясло. Я еле сдерживался, чтобы не стучать зубами. Силы, которые правят миром, даровали мне встречу с великой актрисой. Это просто немыслимо, что такой талант пропадает, растрачивает ночь за ночью в постели с Сэмом. Моя сигарета погасла. Бетти ходила взад и вперед по комнате, повторяя диалог снова и снова. Меня осенило: она лучше в роли музыканта, чем в роли девушки. Голос девушки звучал наполовину как мужской. Каждый раз, заканчивая фразу, Бетти смотрела на меня, и я кивал одобрительно. Наконец она подошла ко мне:

— Это все хорошо для декламации, но в пьесе должен быть сюжет. Какой-нибудь хасид, богач, должен влюбиться в нее.

— Я попробую.

— У него, должно быть, есть жена, дети?

— Конечно.

— Пусть он разведется с женой и женится на девушке.

— Разумеется.

— Но она не будет в состоянии выбрать между мертвым музыкантом и живым хасидом.

— Правильно.

— И что тогда? — спросила Бетти.

— Она выйдет замуж за хасида.

— Ага.

— Но в ночь свадьбы музыкант не даст ей быть со своим мужем.

— Да.

— И она убежит с музыкантом.

— Куда же?

— Чтобы быть с ним в могиле.

— Сколько вам понадобится времени, что бы написать пьесу? Мистер Дрейман готов снять театр. Вы можете стать знаменитым драматургом. За один вечер!

— Если это предопределено, то так и будет.

— Вы верите в судьбу?

— Конечно.

— Я тоже. Я не религиозна: вы же видите, как я живу, но я верю в Бога. Перед сном я читаю молитву. На корабле я каждый вечер молила у Бога, чтобы он послал мне хорошую пьесу. Все так неожиданно. Вдруг появляется молодой человек, Цуцик, с пьесой, которая способна выразить мою душу. Ну разве это не чудо? Вы не верите в себя?

— Как можно верить во что бы то ни было?

— Вы должны поверить. Это и моя трагедия — у меня такой веры нет. Только начинает происходить что-то хорошее, я уже предвижу трудности, несчастный случай, и так все оно и происходит. Так было с моей любовью. С моей карьерой. А режиссер есть у вас на примете?

— Нет смысла искать режиссера, пока пьеса не кончена.

— На этот раз я не позволю себе сомневаться. Пьеса должна у вас пойти хорошо. Основную линию мы сейчас наметили. Сэм Дрейман даст вам аванс — пятьсот долларов, а здесь, в Польше, это большие деньги. Вы женаты?

— Нет.

— Вы живете один?

— У меня была девушка, но мы поссорились.

— Можно мне спросить почему?

— Она коммунистка и собирается ехать в сталинскую Россию.

— Почему вы не женитесь?

— Я не верю, что два человека могут любить друг друга вечно.

— У вас хорошая комната?

— Я должен съехать оттуда. Меня выгоняют.

— Снимите хорошую комнату. Отложите другую работу и сосредоточьтесь на нашей пьесе. Как она будет называться?

— "Девушка из Людомира и два ее дибука".

— Слишком длинно. Предоставьте это мне. Сколько вам понадобится времени, чтобы на писать пьесу?

— Если все пойдет хорошо, недели три. По одному акту в неделю.

— Как вы себе представляете эти три акта?

— В первом акте девушка и богатый хасид полюбят друг друга. Во втором акте должен неожиданно появиться мертвый музыкант — создается конфликт.

— По-моему, музыканту лучше бы появиться в первом акте.

— Вы совершенно правы.

— Не соглашайтесь со мной так уж сразу. Автору не следует быть таким уступчивым.

— Но ведь я не драматург.

— Раз вы пишете пьесу, вы и есть драматург. Если вы сами не принимаете себя всерьез, то никто этого не будет делать. Простите, что я говорю в таком тоне. Ведь все, что я вам говорю, я могла бы сказать и себе. Сэм Дрейман верит в меня, даже слишком. Быть может, только он один и верит в меня и мой талант. И вот почему…