Шоколадная лавка в Париже - [9]

Теперь же придется снова вернуться в большой мир и искать новую работу. Среди условий выплаты компенсации значилось, что на фабрике «Брэйдерс» я больше работать не буду. Очевидно, владельцы опасались, что я притяну к себе еще один дикий несчастный случай из категории «один на миллион». Хотя, казалось бы, с точки зрения статистики скорее нечто подобное случится с кем-то другим, чем еще раз со мной.

А еще буду скучать по Клэр. Мы все чаще и чаще беседуем на французском, чем ужасно раздражаем остальных пациенток. Ну хоть что-то хорошее происходит в моей жизни: я способна чему-то научиться, приобрести новый навык. Зато все остальное – просто ночной кошмар. Вакансий во всем городе нет: это я знаю точно. Кейт предлагала устроиться подметальщицей в салон красоты, где она работает, но платят за это сущие гроши. Вдобавок я еще не научилась наклоняться, не заваливаясь при этом вперед. Но есть и положительный момент: я похудела на шесть килограммов. Отрицательный момент: это единственный положительный момент. Никому не посоветую этот способ сбрасывать вес.

Я поделилась тревогами с Клэр. Та притихла, погрузившись в размышления.

– Я тут подумала… – начала моя учительница.

– О чем?

– У меня в Париже есть один… знакомый. Как раз занимается шоколадом. Только давно с ним не общаюсь. Понятия не имею, до сих пор он в этой сфере или нет.

– Знакомый? – оживилась я. – Юношеский роман?

На ввалившихся щеках Клэр проступил слабый румянец.

– Не твое дело.

– Любовь до гроба, дураки оба?

Мы уже стали достаточно хорошими подругами, чтобы я могла ее поддразнивать. Но все же порой во взгляде Клэр мелькает стальной проблеск учительской строгости, и это как раз такой случай.

– На письма он отвечает не очень аккуратно, – задумчиво проговорила Клэр, глядя в окно. – И все же я попытаюсь. Когда Рик придет навестить, попрошу, чтобы отправил ему имейл, или как там называются эти новомодные штуки? В наши дни в Интернете можно отыскать кого угодно, верно?

– Это уж точно, – согласилась я. – Но если у вас в Париже друзья, почему вы так давно туда не ездили?

– Мне и здесь дел хватало. – Клэр поджала губы. – Заботилась о семье, работала. Не могла же я взять и запрыгнуть в самолет – просто так, под настроение.

– Хм, – подозрительным тоном протянула я.

Интересно, почему Клэр так остро реагирует?

– Я не могла, зато ты можешь, – заметила Клэр. – Перед тобой все пути открыты.

– Скажете тоже! – Я рассмеялась. – Ну конечно – куда захочу, туда и доковыляю!

Эмоциональной лавиной меня накрыло, только когда я вернулась домой к маме с папой. В больнице я была… как бы это сказать?.. на особом положении, что ли? Мне приносили цветы и подарки, я постоянно находилась в центре внимания. Мне давали лекарства, спрашивали, как я себя чувствую. Конечно, ничего хорошего в подобных знаках внимания нет, и все же меня окружили заботой.

Ну а дом – это же просто дом. Мальчишки притаскиваются глубоко за полночь и ворчат, что им снова приходится спать в одной комнате. Мама нервно предрекает, что на новую работу мне нипочем не устроиться, и тревожится, что скоро сократят пособия по инвалидности. Тут мы обе как по команде глядим на мои костыли, и мама тяжело вздыхает. Смотрю на свое отражение: бледно-голубые усталые глаза, светлые волосы без мелирования от Кейт кажутся совсем бесцветными. Я похудела, но от недостатка движения выгляжу как тощий мешок. Любила краситься перед выходом в свет, но в последний раз куда-то выбиралась так давно, что позабыла, как накладывать макияж. Из-за лекарств кожа сухая.

Вот тогда меня по-настоящему накрыла грусть. Ночами плачу в своей маленькой детской кроватке, из-за чего встаю все позже и позже. Упражнения делаю вяло, через силу, а истории подруг про новых бойфрендов, ссоры с ними и все такое прочее меня сейчас совершенно не интересуют. Знаю: родители за меня беспокоятся, но что я могу поделать? Нога медленно, но верно заживает, и все же постоянно чувствую утраченные пальцы. То чешутся, то болят, то их дергает. По ночам лежу без сна, уставившись в потолок, и под знакомые с детства шумы бойлера думаю: ну и что теперь?

1972 год

Мама хотела ехать с ней – погулять с дочкой по Лондону, повеселиться. Но преподобный так разворчался, что от этой идеи пришлось отказаться. Очевидно, Маркус считал, что при всем своем блеске Париж в смысле порочности в подметки не годится гнезду разврата под названием Лондон. Похоже, папа так и не осознал, что на дворе уже 1972 год. И маме, и мадам Лагард, с которой он общался по телефону, неоднократно приходилось уверять, что Клэр будет жить в чрезвычайно консервативной и строгой семье. Ничем легкомысленным Клэр заниматься не будет – только присматривать за детьми и учить иностранный язык. Знание французского для юной леди – навык весьма изящный и от всей души одобряемый преподобным. Составлялись нескончаемые списки. Клэр так запугали постоянными напоминаниями о хороших манерах, что она уже заранее испытывала ужас перед мадам Лагард. Клэр воображала хозяйку высокомерной, избалованной богатством и невыносимо требовательной. Вдобавок Клэр не представляла, как справится с детьми, с которыми даже поговорить толком не сможет. Все эти тревоги одолевали Клэр, пока папа вез ее на вокзал. Небо заволакивали угрожающе темневшие тучи.