Шоколадная лавка в Париже - [6]

Рыдания девушки стихли.

– Я не выдержу, – с трудом произнесла она.

– Ах, любовь моя, – вздохнул мужчина. – Ничего не поделаешь – придется.

Он зарылся лицом в ее волосы.

– Alors[3], любовь моя, возвращайся поскорее.

– Конечно, – ответила девушка. – Я вернусь.

Глава 2

Два моих брата перестали навещать меня, как только стало ясно, что я не отброшу коньки. Я их люблю, но понимаю: когда тебе двадцать или двадцать два, есть куча занятий поприятнее, чем торчать в больнице около стремной старшей сестры, с которой произошел стремный несчастный случай. Ну а Кейт… Спасибо ей огромное, она замечательная подруга. Не знаю, что бы без нее делала. Но смены в салоне красоты ужасно длинные, вдобавок оттуда до больницы сорок пять минут на автобусе. Поэтому часто Кейт приходить не может. Тем радостней, когда она все-таки появляется. Кейт с удовольствием рассказывает, кто из клиенток заработал почетное звание «Самая уродская прическа недели».

Кейт, естественно, уговаривает их попробовать что-нибудь новенькое, но тех переубеждать бесполезно: мечтают о прическе, как у Шерил Коул или какой-нибудь звезды реалити-шоу «TOWIE», и все тут. И это с короткими, тонкими, жирными двумя волосинами темного цвета, которые не выдерживают наращивания. А через неделю клиентка возвращается с криками и рыданиями и угрожает подать в суд, потому что даже имеющиеся две волосины у нее выпали.

– Говорю-говорю, а им хоть бы что, – жалуется Кейт. – Никто меня не слушает.

Подруга заставила меня встать перед зеркалом в туалете и повторять, что все у меня будет просто отлично. Но отражение мое больше напоминало персонаж фильма ужасов.

Из-за антибиотиков глаза в красных прожилках, вдобавок белки пожелтели. Вьющиеся волосы – благодаря Кейт я обычно яркая блондинка, но в больнице корни безнадежно отросли – торчат в разные стороны. Видок как у буйной. Кожа примерно того же цвета, что и больничная каша, да и на ощупь не лучше.

Кейт пытается меня подбодрить: такой уж она человек. Нечто подобное она говорит своим шестидесятилетним клиенткам с избыточным весом, когда те просят превратить их в Колин Руни. Но мы обе понимаем, что все эти комплименты никакого отношения к действительности не имеют.

Так что в основном я общаюсь с Клэр. Что и говорить, при необычных обстоятельствах сложилась наша дружба. Вряд ли мы бы так сблизились в другой ситуации.

Неожиданно для себя я осознала, что в глубине души даже рада нашему расставанию с Дарром. Он, конечно, парень приятный, но поговорить с ним особо не о чем. Навещай он меня каждый день, понятия не имею, как бы мы выкручивались. На таких увлекательных темах, как чипсы и футбольный клуб «Манчестер Сити», далеко не уедешь. Физическая сторона отношений в нашем случае отпадает. У меня трубка воткнута в руку и еще одна – в мочеиспускательный канал (извиняюсь за подробности). Но даже если бы не это, с восемью пальцами на двух ногах я чувствую себя удручающе непривлекательной. Даже не знаю, на чем бы сейчас строились наши отношения. Несчастный случай заставил меня взглянуть на ситуацию с новой стороны. Когда мы расстались, я была совершенно уничтожена. Дарр пытался мне изменить, а в таком маленьком городке, как Кидинсборо, секреты хранить трудно. В свое оправдание Дарр заявил, что ни одна из попыток успехом не увенчалась, однако это ему не помогло. Но теперь единственное, по чему я скучаю, – маленькая квартирка, которую мы вместе снимали.

Однако Дарр передал через моего брата Джо коробку шоколадных конфет (Джо двадцать, поэтому он их сразу слопал) и отправил эсэмэску – спрашивал, как я. Наверное, если бы я захотела, Дарр принял бы меня обратно даже с недостатком пальцев на ногах. Ходят слухи, что его попытки с кем-то познакомиться в статусе свободного мужчины так же неуспешны, как и при мне. Хотя, может быть, Кейт просто меня утешает.

Без Клэр я озверела бы от скуки. Полгода назад я выбрала самый дешевый смартфон, за что теперь себя ругаю. На моем телефоне можно разве что поиграть в «змейку». Читаю много книг, но одно дело улечься в ванну после долгого, утомительного рабочего дня и насладиться парой страниц за чашкой чая, пусть даже твой двадцатилетний брат при этом молотит в дверь и орет, что ему просто необходим гель для волос, и совсем другое – читать, потому что больше заняться нечем.

К тому же мне прописали столько лекарств, что из-за них трудно сосредоточиться. В дальнем углу палаты с утра до вечера вопит телевизор, но он всегда включен на один и тот же канал. Так надоело слушать, как толстяки орут друг на друга, что затыкаю уши наушниками. Визитерам всегда рада, вот только поделиться мне с ними особо нечем. Разве что рассказать, сколько жидкости выходит из моей раны или еще что-нибудь такое же «приятное». Поэтому собеседница из меня так себе.

С медсестрами весело, но они вечно спешат, а у врачей все время усталый вид, да и пациенты их не особо интересуют. Единственное, что им интересно, – это моя нога, но будь она даже присоединена к кошке, они бы этого не заметили. На все, что выше щиколотки, внимания не обращают. А остальные пациентки в отделении очень старые. То есть совсем древние. Настолько, что задают вопросы типа: «Где я? Это из-за войны, да?» Жалею и старушек, и их взволнованных, усталых родственников. Бедняги приходят каждый день и слышат только одно – «состояние без изменений». Со стариками не поболтаешь. Раньше я не задумывалась о том, что молодые люди редко попадают в отделение интенсивной терапии. А если и оказываются на операционном столе, то у пластического хирурга. Ну, или расхлебывают последствия бурной ночки, которая оказалась даже слишком веселой. А в нашем отделении лежат в основном пожилые пациенты, которые чем только не страдают, и больше им идти некуда.