Шмель в паутине - [68]

Затем он зашифрованным транзитом, через адрес тюремного сайта отправил в Эль-Фернандо очередную, еженедельную весточку родным. Мол, жив-здоров, вступил в секту огнепоклонников и ему выдали трусы из асбеста – для большей убедительности он никогда не забывал вставить в текст какую-нибудь вопиюще нелепую подробность.

Солнце успело подняться к зениту, когда Милан покончил с формальностями и был готов отправиться обедать. Долетевшие до его окна пряные запахи какой-то явно восточной кухни грубо овладели его помыслами. В дверь вдруг постучали, а затем на пороге, заглядывая в комнату с напряженным вниманием, возникла Кэти.

– Разрешите, сударь? – спросила она и проскользнула внутрь, стискивая подмышкой упаковку с постельным бельем. – Вот, можете пользоваться. Хотите, разверну? – Она кинула пачку на кровать и ловко вспорола ногтем упаковку. – Стирка совсем рядом, там мамашина подруга работает. Могу свести, когда пожелаете, или сама вещички отволоку.

Не оборачиваясь к Милану, она совершала телом некие вращательные движения, так что ее худые, но симпатичные ягодицы то и дело напрягали ткань шорт, на которые она успела сменить свой уличный наряд. Казалось, Кэти изо всех сил стремится создать впечатление, будто танцует – руки в локтях изгибались довольно плавно, без рывков, а коленки напрягались попеременно, принимая на себя вес тела. И вместо застиранной сорочки она напялила голубую блузку без рукавов, сквозь которую проглядывала белая магнитная застежка лифа.

– А то давайте покажу, где здесь недорогое кафе, – загорелась она. Напоследок она нежно провела по кровати обеими ладонями, наклонившись вперед и явив Милану вид сзади. – Многие клошарцы туда часто ходят, сможете завести всякие знакомства и связи.

Она выпрямилась и подняла руки к голове, приглаживая растрепавшиеся волосы. Милан пригляделся к ней и определил, что после смены одежды и расчесывания Кэти стала выглядеть намного старше – сейчас он дал бы ей лет четырнадцать, не меньше. Что она в таком случае делала в толпе малолеток? Скорее всего, у нее что-нибудь вроде «замедленного развития». Впрочем, кажется, среди подростков, пытавшихся распотрошить флаер таксиста, были ребята и постарше.

Милан кивнул и вышел из комнаты вслед за Кэти, которая бодро зашагала вперед, непрерывно рассуждая об особенностях местной кухни и простых нравах обитателей квартала. Хозяйка, возившаяся на кухне, благосклонно проводила пару взглядом и вернулась к своим занятиям.

На 96-й авеню было жарко. По ней гулял ветер, перетаскивая обрывки газет, рекламных плакатов и одноразовых упаковок. Кажется, солнце ухитрялось проникать даже сквозь каркасы сборных домов. Светло-желтая рубашка, которую надел Милан, в данном случае могла защитить от жары не лучше черной. Проталкиваясь через галдящую на южном наречии толпу, залежи хлама и перетянутые поперек стен веревки с бельем, Милан убедился, что этот квартал был сооружен не меньше сорока лет назад, то есть еще первопоселенцами Эккарта. Обитатели Великих Клошаров могли бы гордиться тем, что живут в «музее», но вместо этого они всячески разрушали памятники старины – например, расписывали стены зданий непотребными граффити. И даже прорубали в них целые дыры, чтобы втиснуть в пролом жалкий прилавок с бестолковыми, но порой привлекательными поделками собственного изготовления или явно ворованными вещами.

Метрах в сорока от дома 32, в одном из таких самодеятельных проломов, предприимчивый делец с индийской физиономией оборудовал микроскопическое кафе. К удивлению Милана, там толклось не меньше десятка прилично одетых людей – они сидели на пластиковых коробках, стилизованных под табуретки, и держали тарелки с остро пахнущей едой на столах, слаженных из тех же ящиков.

– Кухня Камалакары пользуется успехом даже в соседних районах, – перекрикивая разговоры едоков, проговорила Кэти, прижимаясь в толкотне к Милану твердым словно у культуристки бедром. – Можете звать его Камой, сударь, а то язык сломаете. Он не обижается.

Она проскользнула к стойке, и Милан последовал туда же. Оттолкнув плечом задумчивого посетителя, он поднял с прилавка, составленного из вездесущих коробок, отпечатанную на цветном принтере листовку со списком блюд.

– Мясное керри по-мадрасски и стакан шипучки, – сказал Милан через несколько секунд, выбрав первое же блюдо с серьезным названием. Ничего похожего на привычные названия мексиканских кушаний в меню, разумеется, не было.

– Простите, сахиб, тамариндового сока нэ достал! – жизнерадостно завопил толстяк в красочном халате, с потной лысой головой, которую он непрерывно отирал рукавом. – Только апэльсиновый. Кэрри от Камы! – крикнул он в распахнутую дверь – источник металлического лязга кастрюль и сковородок.

– А мне две лепешки-пэтти, – заявила Кэти. – И яблочного сока.

– Э! – Камалакара воздел руки в горестном жесте, но ухитрился подсунуть посетителям переносной блок кассового аппарата, зорко проследив, чтобы оба голодающих поместили в прорезь кредитки. – Мята кончилась, дэвушка! Гита, двэ лэпешки от Камы и сок!

Спустя минуту Милан сосредоточенно поглощал вполне культурной одноразовой вилкой очень недурную пищу, глядел мимо Кэти на снующих по авеню людей в самой пестрой одежде и ни о чем не думал. Точнее, его отвлекали от плодотворных размышлений волны какого-то алчного жара, исходившие от девушки. Назвать ее девочкой Милан сейчас бы не решился – скорее уж молодой женщиной, настолько чувственно и хищно она посматривала на сидящего напротив Милана. Ее тонкие пальцы придерживали прядь черных волос, стремившуюся сползти ей на левый глаз.