Шлюха. Любимая - [17]

— I can hardly walk, — пожаловалась я толстяку, — my feet are burning. Pick me up near the «Princess» entrance. I'll be there by 15 minutes.

— У меня только четверть часа, — сказала я Алене, отключив связь. — Чарли будет ждать внизу.

— Я еду с вами, — решительно заявила она.

— Езжай, мне–то что, — пожала я плечами. — Даже хорошо — будет, на кого опереться при выходе.

Наверное, в другом месте народ бы оборачивался, глядя, как я в топике и шортах ковыляю рядом с высокой Аленой. На ногах у меня болтались кроссовки, извлеченные из чемодана Брюха. Благо, нога у него была не больше сорокового размера, но все равно я в бинтах и надетых сверху спортивных носках едва не вываливалась из обуви. Лишь безвыходность положения оправдывала мой нелепый вид — на секьюрити в лобби я старалась не смотреть. Но Израиль как раз был подходящим для меня местом в тот момент — едва ли где–то еще на свете люди уделяют меньше внимания своей вечерней одежде (разве что для ужина почему–то делали исключение).

К моему удивлению Чарли сидел за рулем серебристого джипа.

— Я прилетел на самолете, — хриплый голос толстяка был громогласен и напоминал о том, что некогда его обладатель командовал боевым торпедным катером. — Машину арендовал уже в Эйлате — здесь это популярно, называется транспорт для сафари в пустыне.

— И в самую точку! — заметила я с воодушевлением. — Как лучше опишешь то, что нам предстоит?

С Аленой Чарли болтал на иврите, со мной переключался на английский, хоть я уже разбирала многие слова аборигенов, особенно, когда их старались адаптировать при общении с эмигрантами. Интересно, подумала я вдруг, а Вадик уже свободно говорит на иврите?

Я бы соврала, если бы сказала, что именно в тот момент мысль о брянском возлюбленном посетила меня впервые за время пребывания на земле обетованной. Но прежде я старалась отвлечься и не думать, как мне страшно будет заглянуть в оленьи глаза парализованного Вадика. Живое напоминание о скверном поступке, возможно, самом низком из всех, совершенных мною в жизни, прежде я гнала мысль о том, чтобы встретиться с ним. Но отчего–то в тот момент, сидя справа от хриплоголосого толстяка, который, вез нас навстречу неизвестной опасности, я дала себе слово больше не убегать от своей памяти, а увидеться с Вадиком, каковы бы ни были последствия этой встречи.

— Не так быстро, — сказала я Чарли, — проскочим в темноте поворот.

Почему–то принятое в отношении Вадика решение придало мне уверенности в своих силах, хотя ничего героического в нем я не видела — ни тогда, ни сейчас.

— Вообще–то на сафари тоже рекомендуют выезжать при дневном свете, — заявил Чарли. — Особенно новичкам.

— Поворот! — крикнула я. — Здесь!

— Но мы–то не новички, — вздохнул Чарли, крутя руль. — Верно, Алена?

— Алекс до сих пор тебе очень благодарен, — отозвалась Алена.

— А ты?

— И я тоже.

Что–то скрывалось у них в прошлом, что–то любопытное.

Я поняла все, что они говорили, несмотря на то, что оба моих спутника пользовались ивритом. Надо будет подольше скрывать свое знание этого языка, решила я. Авось, пригодится…

— Я не вижу дороги, — голос Чарли был тревожен — дальний свет фар выхватывал каменистую поверхность в окружении скал.

— Могу сесть за руль, — нахально сказала я.

— Ты серьезно говоришь?

— А что здесь такого? Я эту дорогу пешком протопала, своими нежными ножками. А тут специально приспособленный аппарат…

Договорить мне не удалось — вынырнув из–за поворота, на нас стремительно надвигались фары встречной машины. Похоже, это была легковушка.

— Развернись поперек, — сказала я, — ему нас не объехать.

Наш джип резко затормозил, Чарли выскочил из машины, я с ужасом услышала металлическое клацанье и поняла, что старый моряк передергивает затвор своего оружия. Я вжалась в сидение — свет галогенных фар, казалось, выхватывал из первозданной тьмы меня одну. Неизвестный водитель нажал на клаксон, Чарли резко крикнул что–то в ответ.

— Что он говорит? — спросила я Алену.

— Чтобы те вышли из машины.

— А те что?

— Ты с ума сошла? Они же по-русски отвечают.

— А, — прислушалась я, — точно…

Строго говоря, мат и англо-русские слова вперемешку вряд ли претендовали на то, чтобы называться русской речью, но голос говорившего, а точнее, визжавшего, я узнала почти тотчас.

— Хули надо, козлина ты нерусская! — бесновался Максим, не решаясь высунуться из своего «бимера». — Get away, move your car!

— Come out of your car, — кричал Чарли, разглядев немецкие номера. — Prepare your documents for inspection, quickly!

— Who are you? What do you need?

Становилось понятно, что Максим робеет, чужак в этой стране, со своей мутной жизнью и черными доходами, он вряд ли мог правильно оценивать ситуацию. Чарли в свою очередь использовал преимущества своего положения на все сто: Максим вышел из машины и встал перед ней, освещаемый своими же галогеновыми фарами. К счастью, он ехал один. Я сползла еще ниже по сидению, чтобы сутенер не разглядел знакомое лицо. Впрочем, разговор я продолжала слышать:

— What are you doing here?

— Who cares, what I'm doing?

— Give me your driver license and the documents for your car.

Голоса становились спокойнее, Максиму видимо казалось, что недоразумение вот-вот уладится, и можно будет ехать дальше. Наша машина чуть качнулась, задняя дверь раскрылась и хлопнула, я услышала шорох обуви об гравий, Максим вдруг оборвал фразу на середине.