Шлиман. Мечта о Трое - [26]

Последние деньги, что у него оставались, он отдал старьевщику за книгу, не имеющую ни начала, ни конца. Но тем не менее это очень полезная книга: учебник испанского языка. Плавание продлится достаточно долго. Прежде чем он прибудет на место, он должен бегло говорить по-испански.

Глава третья.Буря и свет

Вижу я, милый, что ты не худой человек, не ничтожный,

Если тебе, молодому такому, сопутствуют боги.

«Одиссея», III. 375

Едва вступив на корабль, Шлиман спросил капитана, в чем состоят его обязанности каютного юнги. Но капитан только махнул рукой. Или, может быть, Вендт тайком уплатил за переезд?

Золотыми буквами запечатлено 28 ноября 1841 года в его уме и сердце. Да, теперь окончательно и бесповоротно пришел конец всем его невзгодам. Ныне он перешагнул рубеж, отделяющий его от лучшего будущего. За океаном ему обеспечено не только место: более того, в полупустом деревянном сундучке поверх двух рубашек, трех пар чулок и толстой, еще только начатой записной книжки лежат различные рекомендательные письма. Их раздобыл для него в Гамбурге добрый дядюшка Вендт — как Генрих напоследок должен был назвать его и охотно назвал...

Шлиман преисполнен самой солнечной радости, и ему жаль, что вид неба так не вяжется с его настроением. Хмурые и серые тучи, кажется, нависли над самой Эльбой. К счастью, дует попутный ветер, и подхваченный отливом бриг с тугими парусами плывет к выходу в море.

Корабль столь мал, что за три минуты можно обойти все его помещения. Команда состоит из восемнадцати человек. Капитана, старшего штурмана и младшего штурмана, кока и кухонного юнгу распознать не трудно. А остальные, вероятно, все матросы. Пассажиров, помимо него, на борту только двое — столяр с сыном. Они спокойно сидят в каюте и доедают взятый из дому хлеб с салом.

Ветер внезапно меняет направление и теперь с такой силой устремляется навстречу кораблю, что не помогает вызванное отливом течение. На целых три дня корабль застревает на Эльбе, под Бланкенезе. Остается только ждать, когда опять переменится ветер. Наконец первого декабря он начинает дуть с нужной стороны и быстро выносит корабль в открытое море. Едва показываются красные утесы Гельголанда, как ветер снова меняется. Теперь западный ветер настолько силен, что маленькое судно, вынужденное постоянно лавировать, почти не движется вперед, тем более что и ветер все крепчает и крепчает.

Девять дней подряд бушует штормовой ветер. Через палубу то и дело перекатываются волны. Матросы день и ночь откачивают воду и только сменяют друг друга для короткого отдыха.

В каюте все выглядит так, будто и там до изнеможения неистовствовала буря. Столяр с сыном если не скатываются с коек, то обессиленные лежат с зелеными лицами. Шлиман победил начинавшуюся морскую болезнь строгим голоданием и теперь опять время от времени грызет галету. Он привязал себя к скамье и зубрит испанский учебник. Урывками, когда позволяют условия, он пишет сестрам письмо — разобрать его почти невозможно —  и в драматическом тоне повествует о своих приключениях на море.

Одиннадцатого штормовой ветер меняет направление и начинает дуть с севера. Корабль движется теперь почти все время только с одним брамселем. Его все больше относит к югу, хотя штурман твердо держит курс на северо-запад. Матросы озабоченно смотрят вслед стаям чаек. Плохое предзнаменование. В полдень ударяет мороз. «Шесть градусов», — сообщает кто-то. Ветер, дующий со страшной силой, несет снег. Глухо ухают насосы.

В рано наступивших сумерках буря перерастает в ураган. Пронзительно ревет в снастях ветер. Корабль, словно перышко, бросает с волны на волну.

Когда часы столяра показывают шесть, вдруг среди бешеного рева раздается похожий на выстрел треск. Брамсель лопнул, а едва успели поднять запасные паруса, как и их разорвало в клочья.

Столяр кое-как пытается подбодрить плачущего сына, хотя сам и думает, что и впрямь пришла пора готовиться к смерти. Собака, заползшая в каюту, воет, задрав морду.

Кухонный юнга, принесший галеты и горячий чай, подаст их, всхлипывая.

— Это, наверное, последний чай, — лепечет он.

Ночью капитан и младший штурман приходят в каюту. Они расстилают на столе карту, водят по ней пальцами, переглядываются строго и многозначительно. Вдруг старший штурмам распахивает дверь, вместе с ним в каюту врывается поток пенистой ледяной воды.

— Впереди свет!

— Спустить якоря! — орет капитан и выскакивает из каюты.

Скрипят и звенят цепи. На какую-то долю секунды корабль прерывает свой бешеный бег. Раздается треск, едва различимый среди неистовства волн и ветра — оба якоря обрываются.

Корабль, как на крыльях, несется вперед. Шлиман, сохраняя душевное равновесие, продолжает письмо сестрам. Ему ли волноваться? Он ведь плывет теперь навстречу великому своему счастью! Значит, с ним не может приключиться ничего дурного!

Около полуночи капитан распахивает дверь.

— Вы что, с ума сошли, лежите здесь? Медлить больше нельзя! Все наверх!

В этот момент страшный удар сотрясает корпус корабля. Со звоном вылетают стекла, и вода алчно устремляется в каюту. Шлиман вслед за столяром и его сыном едва успевает выскочить наверх — босиком, в рубашке и нижних штанах.