Шла шаша по соше - [9]

Летом я вернулся из Германии. Защитился, женился. Мы сняли однокомнатную квартиру на улице Расплетина. Я халтурил в шести местах. Жена ушла с кафедры искусствоведения и устроилась администратором в торгово-закупочную фирму. Всё равно мы едва сводили концы с концами, часто говорили об эмиграции. И вдруг – жена получила щедрый бонус. Вернее… как бы это сказать? Премировала сама себя. Всё легально, подробности опустим. Я сразу вспомнил о кожаном пальто – дело шло к зиме. Тут выяснилось, что не я один в нашей семье хочу такое пальто. Мы бросили монетку – выпало жене, что, конечно, справедливо. Мы купили его на ВДНХ. Турецкое, длинное. Матовая кожа. Сидело, как родное. Впрочем, жене всё идёт. Три года она носила его в Москве, и пять – в Веллингтоне. Выбросила только в Сиднее – температура здесь редко опускается ниже плюс пятнадцати. Наиболее холодная территория в округе – это мясной отдел супермаркета.

Супермаркет расположен прямо под нашим домом. Это очень удобно. Ещё там есть кинотеатр, два ресторана, кафе и бутики. Есть, например, магазин итальянских солнцезащитных очков китайского производства. Недавно узнал цену очков – триста восемьдесят долларов со скидкой. Я в этом магазине годами никого не видел. В одном бутике торгуют изделиями из кожи. В основном это лёгкие дамские курточки. Но есть и пальто, в том числе мужские. Проходя мимо, я всегда замедляю шаг. Я думаю о том, что вот сейчас, сию минуту, мог бы купить три кожаных пальто. Или четыре – если окончательно сойти с ума. Или хотя бы одно. Только зачем? Ну, куда я в нём пойду?

* * *

Последний, самый глубокий заныр в прошлое. Среднеподростковый возраст. Зима, вечер. Снег звучно хрустит под валенками. Темно и немного страшно. Я иду через парк – на каток. Там друзья, музыка, огни. Девочки в коротких шубках осторожно скользят на белых снегурках. Или прогуливаются небольшими группами, откуда часто доносится смех. На мальчиков они, конечно, ноль внимания. А мальчики, с клюшками и без, проносятся мимо, закладывая рискованные виражи. Особый шик – затормозить перед красивой девочкой так, чтобы лёд со свистом брызнул из-под коньков. Но можно не рассчитать и врезаться в девочку. И совершить нечто похожее на объятия. В общем, романтическая атмосфера.

Отравляла её единственная деталь – коньки. В продаже были только одни мужские коньки: странного дизайна – по щиколотку. Фекально-коричневого цвета. Их как-то обидно прозвали, не вспомню сейчас. Кататься в них было трудно, ногу не держали совсем. Друзья научили меня, как с этим бороться. Коньки покупались на размер больше. От старых валенок отрезались длинные куски плотного войлока и устанавливались в задниках коньков. Затем всё это крепилось к ноге удлинённой шнуровкой. Выходило самую малость похоже на хоккейные коньки. Особенно если прикрыть их штанами.

А ведь кое у кого были настоящие хоккейные коньки. Высокие, канадские. Например, у подающих надежды игроков хоккейной секции. Надо ли говорить, как жутко мне хотелось такие коньки? Но секция исключалась. Играл я так себе и вряд ли стал бы подающим надежды. Кроме того, в секции преобладала местная шпана.

Здесь мне снова придётся вспомнить троюродного брата Серёжу. Потому что у него были хоккейные коньки. Хотя он не имел никакого отношения к секции. У него вообще было много чего: джинсы, американские сигареты, магнитофон. Даже собака. А ещё – папа, крупный партийный босс.

Дядя Гена и мой отец учились в авиационном институте. Тогда это считалось престижным. На первом курсе оба были комсомольскими активистами. Отцу это быстро наскучило. Он углубился в науки, получил красный диплом и отбыл по распределению на завод. Гена оказался дальновиднее. Осознав разницу между авиационным инженером и партийным функционером, он энергично устремился к номенклатурным высотам. У дяди была подходящая наружность: вальяжен, кучеряв, умеренно мордаст. Он отлично смотрелся в президиуме. Складно говорил – как на партактивах, так и в застолье, был общителен, весел, беспринципен. Чего ж вам боле?… Когда мой брат вступил в годы отрочества, дядина семья имела все положенные блага. Четырёхкомнатную квартиру в центре, обкомовскую дачу на Волге, членовоз, катер… Подписку на журнал «Америка». Не говоря уже про импортные шмотки и дефицитную еду.

Я не знаю, для чего брату понадобились хоккейные коньки. Смутно припоминаю, что он и кататься-то едва умел. Может быть, именно для этого – в простых он не смог бы, точно. Коньки валялись рядом с обувной полкой. Те самые.

– Отец достал? – спросил я.

– Угум, – равнодушно кивнул Серёжа.

Есть у меня такое наблюдение, может, не совсем верное. Оно заключается в том, что бедные родственники непростительно долго соображают, кто есть кто. Богатым на это требуется значительно меньше времени. Вернее, они это знают с детства. В сноба легко превращается даже очень маленький человек. Надо только привыкнуть, что у тебя – всегда – лучшие игрушки во дворе. Был ли Серёжа снобом? Что-то мешает мне ответить «да». Я не хочу плохо говорить о брате. Он не был злым или вредным мальчиком. Он был… никаким. Учился на крепкие тройки. Не увлекался ничем, кроме фарцовки. Однажды попал на деньги. Снёс в «Букинист» несколько дорогих отцовских книг. Потом ещё раз. Когда пробелы заметили, Серёжа обвинил друзей. Всё равно дядя Гена навалял ему по первое число – так говорили. Дядя очень ценил красоту и порядок в книжных шкафах.