Шкура дьявола - [44]

– Промидола мне вколи, и к Ии вези… – к жене…, понял?

– Да не переживай, вы в одном корпусе будете…, может и в одну палату получится, мамулька у меня «ВО» какой человек, а с такими «бабосами» вообще границ для возможностей не будет… – Но мне было уже все равно. Пришел в себя я уже к ночи, попытался встать, но куча капельниц забряцали и разбудили Дмитрия, тут же расположившегося:

– Леш…, что-то нужно?

– Нужно? Вставай, ты обещал к жене сводить… Че то рук не чувствую, да и ног тоже, вы мне тут ничего лишнего не оттяпали? Зараза – все ноет…, давай, давай веди. Слышь…, Дим, а цветы здесь достать можно?

– Ты че ошалел…, ночь…, да и больничка!.. – Дима при всей своей громоздкости обладал юркой подвижностью, и словно не ощущая своего 120 килограммового веса, передвигался почти не слышно. Бесшумно вернул все склянки на свои места, на всякий случай продолжая придерживая их. Его недавнее спортивное прошлое барцуна-классика[34] на уровне «мастера спорта» хоть и сделало из него машину не видевшую преград, но вселив уверенность, оставила добрейшим и терпеливейшим человеком. Как любой спортсменюга, он был слегка оторван о жизни и по-прежнему жил спортом, честной службой своему сюзерену и созерцанием чужой семейной идиллии.

Некоторое время «Харя», а такую погремуху он получил благодаря своей большой голове с огромной светлорусой копной волос и добродушному выражению лица, никогда не менявшегося, даже в моменты смертельной опасности, что в этот миг выглядело зловеще, отдал обучению в Московском ВОКУ,[35] не окончив последнего курса был отчислен, за драку. В общем-то банальная ситуация поставила крест на его военной карьере, зато восстановила справедливость и послужила наказанием зарвавшемуся молодому офицеру, посмевшего оскорбить кого-то из его друзей. Драки, как таковой не было, но синячище в пол лица лейтенанта присутствовал… – немного не рассчитал силы, к тому же начал не первый…

Крупные черты лица, большие серые глаза, поломанные на тренировках уши, и всегда проглядывающийся сквозь улыбку стройный ряд зубов никак не походили на харю, но по всей видимости просто дополняли портрет богатыря. Иногда, при беглом взгляде на него, проскакивала мысль, что «Харя» – это от сокращенной харизмы, явно имевшей место быть, но не агрессивно активной, а простодушно распространяющейся и ненавязчиво захватывающей расположение к этому человеку, распространяющему монументальное спокойствие при почти незаметности его присутствия. Доброта всегда ненавязчива, но всегда появляется вовремя и ровно в необходимом количестве.

– Вот именно…, «больницы», при которой всегда есть морг, где покойников готовят к погребению…, по секрету тебе скажу один из них, мой приятель, и мне как-то шепнул, что им, усопшим, цветы не нужны, давай бери эти склянки и меня поддержи…

– Слышь «Солдат», шутки-шутками, а как он…, это…, твой друг-то?

– Как-как, вот не успеешь сделать что должен…, ууух…, нууу, из того, что тебе отмеряно Провидением, так и…, ууух… – Кряхтя от, все же пробивающейся сквозь обезболивающее, боли, и пытаясь выглядеть более менее способным к передвижению и другим подвигам, я всеми силами старался подвигнуть добродушного здоровяка на нарушение всех больничных запретов, и любыми путями добраться до Ии, при этом не желая появляться пред ней с пустыми руками.

Вина за происшедшее давила, генерируя страх за последствия, грозящие счастью семейной жизни, но перебороть их необходимо в зачатке, и лучшим средством для этого я посчитал, появление в самый тяжелый момент осознания ей всей ситуации и перемены в ее теле, хотя я не знал какого точно…, я еще многого не знал…, и совсем не мог предполагать, что ужас сегодняшнего дня, есть лишь начала ужаса всей жизни.

Мне суждено было познать не только это, но и то, что Господь попуская испытания, дарует и силы на их преодоление… Путающиеся мысли не могли полностью пробить коросту частичного отупения от медикаментов, поэтому соображал я слабо, при этом понимая главное и необходимое, силился довести их до Димы логично и понятно, вяло и тихо продолжал:

– …так и зависнешь между небом и землей, пока ктонибудь за тебя это не доделает. Вот такой вот он, этот друг, приведением ходит и выбирает…, ууух…, кому бы поручить дело…, а выбрав, становится ему лучшим другом…, ааа…, даже может кое что сделать для него полезное…, ну из мифической области…

– Колдануть что ль чо-нибудь?

– Ну колдануть это сильно сказано, а вот ночью кого…, ууух…, блиннн…, придушить…, это пожалуйста…

– Лех, а ты не гонишь, по башке-то дали и того…, да и барбитуры в тя вкачали…

– Ты что намекаешь что Гриша полный идиот…, ааа…, и спятившего… от нормального отличить не может. Молчи уже…, несчастный…

По ходу движения, вдруг вмешался третий голос:

– Кого там нелегкая несет ночью в морг, совсем сдурели, черти поросячьи, всех жмуров перебудите?!.. – Дима знал с детства добряка патологоанатома дядю Мишу:

– Дядя Миш, это я Дима, сын…, мы к вам за цветочками, парочку штук буквально… очень надо.

– Димон, ты чо чердачком зашелестел что ли…, нууу если бы не мать – отмутузил бы…, хотя тебя отмутузишь… Что своим покойничком обзавелись, а цветов на похороны жалко…?