Шкура дьявола - [31]

– Ну хоть додумался поставить на предохранитель. Собери все гильзы, надеюсь помнишь сколько должно быть, каждая потерянная – пятнадцать «км» в «полной выкладке»… – Ни чё себе особые отношения, только и успел я подумать, как он продолжил:

– Обратно бегом, чистка оружия, далее по распорядку, после обеда с докладом у меня, по-ня-тно?!

– Никак нет!

– И что именно?… – Его тон никак не совпадал с возбужденно-адреналиновым выражением глаз, и я понял – игра, что было непонятно, непривычно, да и правил я не знал, но решился поддержать. Ведь надо сказать, что подобные места с дикого уровнем дисциплиной – не легкие для пребывания как физически, поскольку даваемые нагрузки не адекватны человеческим, так и морально, и не из-за гнета над твоим сознанием, недоеданием или недосыпанием, а именно непониманием проводимого над тобою кем-то испытания по правилам или совсем без них, к чему ты не готов, находясь в полной безвестности следующей минуты.

Особенно тяжело вечером, когда предполагается получасовой отдых, жаждуемый тобой, но обязательно испорченный ожиданием или действительно появляющейся вводной, глупой и никому не нужной. Именно наложение друг на друга несовместимого может иногда заставить тебя предположить свою избранность. А может быть это так и есть…:

– Почему вы выбрали меня?… – Теперь интересно стало ему. Вынув портсигар и, постукивая по крышке папироской, выбивая лишнее из картонного мундштука, с претензией на загадку, все же исходящей именно от него, он наигранно, но жестко констатировал:

– А кто сказал, что ты…, кто сказал, что выбрали именно тебя… хотя верно: выбирать есть кому…, и есть из кого… Много вопросов…, крууугом, бегоооом арш!.. – И уже больше для себя, в какой-то уходящей внутрь сознания задумчивости и наверное обреченности:

– Был курсант…, стал «старлей»…, будет…, бууудееет брадобрей…, только чей?…

Через несколько часов, придя к некоторым неутешительным умозаключениям, но все же чувствуя себя удовлетворенным, я направился к уже майору Каменеву, имея что сказать. Собственно говоря, сделанные выводы мало относились к этике армейской, хотя кто знает, видимо его опыт подсказывал ему обратное.

Итак: первична важность не точного выстрела, но хорошо отлаженный комплекс оружие – прицел, именно это первопричина точного попадания, а уже потом умение стрелка; ни до одного, ни до второго не допускать никого; возможность ошибки тем выше, чем меньше сил и концентрация, а потому чувствуя усталость или не полную возможность контроля – выбирать единственный выход минимализировать задачи; всегда помнить количество оставшихся патронов в патроннике и уже произведенных выстрелов, как впрочем и место падения отработанных гильз; всегда иметь запасной вариант, рассчитывая на то, что можно позаимствовать у противника, одновременно лишая его возможности воспользоваться своим; все, что бы не происходило вокруг, воспринимай как игру, но не «войнушку», а войну, то есть игру с обязательным смертельным исходом, а вот чьим – зависит от отношения и стечений обстоятельств; придумывай свои правила, а не опирайся на чужие, тогда легче будет их менять.

В любом случае все игра, только возраст играющих, а так же стоимость участия в ней, цели и разумеется жертвы различны. Если возможно менять правила, установленные кем-то другим – меняй не задумываясь при первой же возможности, закладывая основу для импровизации. Предполагай о себе, как о возможной жертве, но всегда избегай ею становиться, хотя, впрочем показаться таковым для других полезно; никогда не давай понять кому либо о своих настоящих намерениях; общение с тобой должно производить эффект, но оставить больше загадок, чем ответов, при этом нужно быть открытым, говорить откровенно и четко, такими же должны казаться твои действия, но только казаться, лучше чтобы они не имели явной, лежащей на поверхности, логики.

Ну и конечно, всегда быть готовым к чему угодно, всегда быть в великолепной форме, последнее касается профессиональных навыков и здоровья. Никогда не давай своего оружия кому бы то не было, и прежде всего тому, кто его просит, а лучше пусть думают, что его нет вовсе. Вот, вкратце то, о чем я доложил, как о сделанных выводах, чем вверг «Камня» в задумчивое состояние, вылившееся во фразу дельфийского оракула, вот только разгадывать смысл снова предстояло мне, а не «одурманенной весталке»:

– Это я такой умный или ты такой хитрый, или родители у нас с тобой не только одни и те же, но и учились в одних местах?… – Все мое самодовольство смыло как ушатом помоев, причем полностью оставшись на моей физиономии. Продолжение было не лучше:

– Шерстобитов, у тебя есть слабые места, недопустимые для профессионала, заметь, я не говорю что военного?

– Дааа…, как у всех…, наверное, товарищ майор… – Оказывается, все сегодняшнее утро на стрельбище было посвящено именно этому – моим слабостям, а не моим высокопарным разглагольствованиям, и именно над этими слабыми местами и предстояло работать ближайшее время.

«Камень» все равно был доволен и не стал этого скрывать, зато примешал к интонациям издевательские нотки, будто перед ним стоял «срочник-первогодок» (солдат срочной службы первого года службы – тогда строчная служба проходила два года):