Школьные годы Поля Келвера - [6]

Я поблагодарил его, и мы снова замолчали.

- Где ты живешь? - неожиданно повернулся он ко мне.

- Совсем рядом, вон там, - махнул я рукой в сторону торчавших на горизонте труб, - я могу гулять до половины девятого. Я так люблю этот парк, - добавил я, - я часто прихожу сюда по вечерам!

- А почему тебе здесь нравится? - спросил он. - Расскажи мне.

- Не знаю, - отвечал я, - я здесь, думаю.

Я не мог понять, что со мной. Обычно в присутствии чужих я становился застенчивым и молчаливым, но магическая сила его веселых глаз, казалось, развязала мне язык.

Я сказал ему, как меня зовут, и рассказал, что мы живем на улице, где вечно царит страшный шум и где совсем нельзя сосредоточиться и подумать даже по вечерам, когда в голове начинают бродить всякие мысли.

- Мама не любит сумерки, - сообщил я, - в сумерках ей всегда хочется плакать. Но, знаете, мама, она... она уже не очень молода, и у нее много забот. Наверно, поэтому так и получается!

Он положил свою руку на мою. Теперь мы сидели совсем рядом.

- Бог создал женщин слабыми, чтобы научить нас, мужчин, нежности, сказал он. - Ну, а ты, Поль, ты любишь сумерки?

- Да, - отвечал я, - очень! А вы?

- А почему тебе нравятся сумерки? - спросил он.

- О, - ответил я, - ко мне приходят всякие мысли!

- Какие же мысли?

- О, я сочиняю! - признался я. - Когда я вырасту, я хочу стать писателем и писать книги.

Он взял мою руку и крепко пожал, а затем сказал:

- Я тоже пишу книги.

И тогда я понял, почему меня потянуло к нему.

Так я впервые в жизни узнал, как радостно обсуждать профессиональные вопросы со своим собратом по ремеслу. Я назвал ему своих любимых писателей - Скотта, Дюма и Виктора Гюго, и к своему удовольствию узнал, что это и его любимые писатели; он согласился со мной и в том, что лучше всего рассказы о настоящей жизни, где люди не говорят, а действуют.

- Вы знаете, когда-то я читал разные глупости, - сознался я, - рассказы об индейцах, и все в таком роде, но мама сказала, что я никогда не смогу стать писателем, если буду читать такую ерунду.

- То же самое будет открываться во всех случаях жизни, Поль, - ответил он. - Приятные вещи редко оказываются для нас полезными. А что ты читаешь теперь?

- Сейчас я читаю пьесы Марло и "Признания" де Квинси, - сообщил я ему.

- К ты их понимаешь?

- Да, как будто, - ответил я. - Мама говорит, что когда я вчитаюсь, они мне еще больше понравятся. Я очень, очень хочу научиться писать, доверился я ему, - тогда я смогу заработать кучу денег.

Он улыбнулся.

- Так ты не веришь в искусство ради искусства, Поль?

Я был удивлен.

- А что это значит? - спросил я.

- У нас, писателей, Поль, это значит, - ответил он, - писать книги ради самого удовольствия их писать, не думая о вознаграждении, не мечтая ни о деньгах, ни о славе.

Для меня это было новостью.

- И многие писатели так делают? - спросил я.

Он откровенно рассмеялся. Смех у него был громкий и веселый. Он разбудил эхо в тихом парке, и, не удержавшись, я засмеялся тоже.

- Ш-ш! - сказал он, оглянувшись с притворным страхом, что нас могут подслушать. - Говоря между нами, Поль, - прошептал он, придвинувшись ко мне ближе, - я думаю, что никто так не делает, мы только говорим об этом. Но вот что я тебе скажу, Поль, это профессиональная тайна, и ты ее хорошенько запомни: еще ни один писатель не заработал ни денег, ни славы, если он не старался писать как можно лучше. Пусть это будет не так хорошо, как у других, но всегда надо стремиться дать лучшее, что ты можешь, Запомни это, Поль.

Я обещал запомнить.

- И нельзя думать только о деньгах и славе, Поль, - прибавил он через минуту, говоря уже серьезно. - Конечно, деньги и слава - вещи хорошие, и только лицемеры могут говорить, что это их не интересует. Но, если ты будешь писать, думая только о деньгах, Поль, тебя ждет разочарование. Их гораздо легче заработать другими способами. Скажи, ведь ты хочешь быть писателем не только из-за денег?

Я задумался.

- Мама говорит, что быть писателем - это благородное призвание, припомнил я, - она говорит, что каждый, кто может писать книги, должен гордиться этим и радоваться, потому что он дает людям счастье и заставляет их забывать все неприятности. И еще она говорит, что, если собираешься стать писателем, нужно быть очень хорошим человеком, чтобы быть достойным помогать другим, учить их.

- И ты стараешься быть хорошим, Поль? - спросил меня незнакомец.

- Да, - отвечал я, - но очень трудно быть совсем хорошим, - конечно, пока не вырастешь!

Он улыбнулся, но скорее своим мыслям, чем моим словам.

- Да, - сказал он, - я тоже считаю, что трудно быть хорошим, пока не вырастешь. Вероятно, все мы станем хорошими только когда будем совсем взрослыми.

Услышав такие слова от джентльмена с седой бородой, я был озадачен.

- А что еще говорила тебе твоя мама о литературе, - спросил он, - ты не помнишь?

Я снова задумался, и мне вспомнились ее слова.

- Она говорит, что тот, кто может написать великую книгу, более велик, чем сам король, что дар писать книги дается человеку в залог свершения и поэтому писатель никогда не должен забывать, что он - слуга божий.