Петя взял футляр с чертежом. Теперь он внимательно разглядит, что там на чертеже, и даст этому Главмонтажу встречный бой.
— А вы не знаете, где я сижу? Где я работаю?
— Кабинет ваш, что ли?
— Угу. Кабинет обязательно.
— Как же, знаю, провожу. Товарищ Тумаркин всегда вас разволнует. Родных и близких забывать начинаете, а уж где сидите, и подавно забыть можно.
— Вредный дядька.
Они спустились по лестнице на два этажа, повернули в коридор, и лифтёрша остановилась перед дверью с гладкой бронзовой ручкой.
— Это мой класс… я хотел сказать — кабинет?
— Ваш, голубчик, ваш.
— Главпроект или ещё, может быть, какой-нибудь Глав?
— Главпроект. А Главсырьё ниже.
Главсырьё — макулатура, догадался Петя. Эту проблему он знает, это он умеет. Позовёт ребят, и они наберут макулатуры. Она тут в каждом углу. Рулонами. Можно целый фургон набить. Сразу. Фургон приезжает к школе, и они его набивают, стараются неделями. И опять очки. Кто находчивее и быстрее достанет макулатуру. А тут можно сразу.
Не успел Петя нажать бронзовую ручку дверей своего кабинета, как подбежала женщина в тёмных нарукавниках:
— Пётр Петрович, я вас поджидаю. Мне сказали, что вас уже видели. Тумаркин звонит, добивается своего.
— Пётр Петрович, они от Тумаркина и идут, — сказала лифтёрша. Ей казалось, что Пётр Петрович после разговора с Тумаркиным до сих пор не в себе: родных и близких ещё не вспомнил. И свою помощницу Веру Борисовну не вспомнил.
— Уже ходили?
— Ходил.
— Как будем с литейными уклонами?
— Выпрямлять.
— Выпрямлять? А острые кромки?
— Закруглять.
— А подшипники?
— Подшипники вставлять.
— Куда?
— Туда и сюда. А оттуда и отсюда вытащим.
Дадут ему наконец разглядеть чертёж или нет!.. Чтобы в тишине, чтобы сосредоточиться. Он ведь раз-два! Как фургон с макулатурой.
Петя надавил на бронзовую ручку двери и юркнул в кабинет. Спрятался от женщины в нарукавниках и от лифтёрши. Даже некоторое время подержал двери, если бы они вздумали их открыть.
Так он делает, если хочет спрятаться в классе от дежурных старшеклассников.
Но когда Петя перестал держать двери и обернулся, он увидел, что его кабинет — это не просто кабинет, а огромная комната, в которой за чертёжными досками сидят сотрудники.
Сотрудники молча с недоумением смотрели на Петю…
— Сиди правильно, — сказала логопед Анна Николаевна, та самая женщина, которая привела Петра Петровича в школу. — Смотри в зеркало.
Зеркало стоит на столе. Пётр Петрович сидит перед зеркалом и смотрит на себя.
Анна Николаевна достала из прозрачной банки, которую Пётр Петрович видел у неё утром в сумке, деревянную палочку.
— Положи в рот. Будешь сам себе помогать произносить букву «р». Вибрировать. Моторчик, понял? На дворе трава…
Пётр Петрович кивнул. Он решил поменьше разговаривать.
— На двор-р-ре тр-р-рава… — Пётр Петрович включил моторчик.
— Повтори.
— Р-р-р-р.
— В зеркало на себя гляди. Язык видишь? Где он? Рот пошире. Ещё пошире! А всё-таки от тебя пахнет табаком.
Пётр Петрович раскрыл рот, как мог. Заломило в скулах. Уши на затылок отодвинулись. А то, что пахнет табаком, ему теперь безразлично.
— Моторчик!
Пётр Петрович отчаянно вибрирует.
В зеркале ничего не видно, кроме его руки и палочки.
— Громче!
— Чётче!
— Теперь сделай так, будто катаешь языком горошину.
Пётр Петрович начал делать так, будто он катает языком горошину.
— Теперь снова моторчик!
— Горошину!
— Моторчик!
— Громче!
— Чётче!
— На дворе!
— На траве!
Сейчас заплачет, как его помощница Вера Борисовна.
— Искореняй, — приговаривает Анна Николаевна. — Надо, когда вырастешь, чтобы тебя все понимали. Певцом будешь, например. Как у тебя с пением? Какая отметка?
— Не помню, — пробормотал Пётр Петрович, вцепившись зубами в палочку.
— Есть у тебя слух, ты поёшь? Или ты гудошник? Гудишь только. Отвечай. Дай мне палочку. Дай.
Пётр Петрович разжал зубы — дал палочку.
— Гудю.
— Что? Что? Как ты сказал?
— Гужу, — поправился Пётр Петрович. Он был не в состоянии владеть речью. Окончательно.
— Произнеси: жаба, жаворонок, желток. Ну-ка, ж-ж-ж…
— Ж-ж-ж-ж… — загудел Пётр Петрович.
Петя сидит за большим столом. На столе телефон, перекидной календарь, альбом с надписью «Машиностроительное черчение», справочники с таблицами-гармониями и надписями «ГОСТ».
За чертёжными досками сотрудники. Заняты. Чертят. Двигают измерителями и большими линейками на шарнирах и противовесах. Негромко переговариваются. Иногда слышно, как шуршит ластик, а потом щётка-смётка, которой сметают с чертежа остатки ластика, чтобы не попали под линейку или карандаш.
Висят на стенах снимки изделий. Очень всё кривое и заштрихованное. Цифры, ГОСТы. В чертеже у отца, который Петя достал из футляра, тоже всё кривое, заштрихованное и в сплошных цифрах и ГОСТах. Ничего не понял. Только один адрес и понятен. Но адрес своё дело уже сделал.
Звонит телефон.
Женщина в нарукавниках первой снимает трубку. Когда Петя перестал держать дверь, эта женщина вошла в мастерскую и заняла место рядом с Петиным столом.
Может быть, помощница или просто как соседка по парте. Вроде Юли.
— Я позову начальника, — сказала женщина в телефон.
Петя тут же понял — его помощница. Он часто слышал о ней от отца. Зовут её Вера Борисовна.
