Школьная история, рассказанная самоубийцей - [5]

– Такая маленькая, а уже мёртвая.

Меня передёрнуло. В тот момент я не помнила, что умерла. Мы, мёртвые, часто об этом забываем. Поэтому я и хожу в школу… утром я обычно не помню, что это всё не на самом деле. Осознать себя мёртвым – это трудно. Иногда у меня получается, а потом я опять забываю. Потому что всё вокруг такое знакомое… почти как при жизни. Отличить тяжело…

Но после слов Полиморфы я поняла, что и вправду мертва, – и первым делом принялась доказывать ей, что она не моя мать. Это была очень долгая и странная беседа… она полночи сидела в кресле, а я – напротив неё, на диване, и битый час повторяла ей: «Ты не моя мама»… У меня было преимущество: я точно знала, что она притворяется. Но Поля была упряма, как осёл. Если что-то не хочет говорить, – ни за что не скажет… Мы очень долго сидели и спорили; но потом она сдалась и призналась, что я права; черты её лица стали размытыми, неясными, поплыли, как воск, который поднесли к огню. У Поли нет собственного облика. В таком виде она и сидела, – слегка расплавившись, как восковая кукла, – и отвечала на мои вопросы. Я спрашивала её об этом мире и о ней самой. Мне было любопытно, куда и к кому меня занесло… но выяснить удалось не так много.

У Поли было несколько знакомых семей, в которые она часто наведывалась. Где жили эти семьи, я так и не узнала. Приходила она к ним ночью, когда все спали. Поля называла эти визиты «пугать живых». Люди видели её во сне, – естественно, в чужом облике… им снились кошмары, а она веселилась. Вот, собственно, и всё…

Так она и жила, пока в этом странном мире не появилась я. Духи любят общаться с недавно умершими. Мёртвых можно обманывать и пугать; с ними можно дружить, – и узнать много нового, – о том, что недавно случилось в мире, который они оставили…

Вы, наверное, думаете, что Полиморфа – злой дух, раз она пугает живых? А вот и нет. Она не злая и не добрая… как все духи, что здесь обитают. Иногда, приходя к людям в сны, Поля помогает им; как-то раз она вылечила одну девушку от бессонницы, вытащив её из яви в мир снов. Она никогда не пугает больных; когда кто-нибудь из семей, к которым Поля приходит во сне, заболевает, она просто сидит с ним рядом и держит за руку.

Со временем я перестала бояться Полю и привыкла ко всем её странностям. Она стала мне кем-то вроде подруги… или матери, – тем более, что именно так она обычно и выглядела.

IV

Поля говорит, что, когда я вырасту, мы вместе будем пугать живых. Только когда это ещё будет?.. Иногда мне кажется, что я уже выросла… Я точно не знаю, сколько мне сейчас лет. В этом мире я живу уже давно… и давным-давно потеряла счёт времени. Каждый день я хожу в школу… только вот сколько их было, таких дней?.. Мёртвым не нужен календарь. Иногда, надеясь узнать свой возраст, я спрашиваю Ритку: «Сколько тебе лет?» Ведь мы с ней ровесницы. Но Ритка, вернее, её двойник, всегда отвечает: «Пятнадцать». Выходит, со дня моей смерти прошло четыре года… Иногда мне кажется, что больше, и Ритка не права. Тем более, что она уже много раз отвечала: «Пятнадцать». Возможно, она и считать не умеет… ведь это не настоящая Ритка, а какой-то дух, который принимает её облик. Но я по привычке всё равно зову её Риткой, хотя и знаю, что это не она…

На большой перемене мы с Риткой ходим в столовую. Духам и мёртвым еда ни к чему, – так, баловство, – приятно вспомнить, как это бывает, но можно и не есть. Я никогда не ем одна, – только с ней за компанию. Дома тоже не ем, потому что Поля не готовит. Но в школьной столовой могу перехватить пирожное или ещё что-нибудь… Еда здесь хорошая, не то, что в мире живых. Когда я была жива, в столовой вечно готовили какую-нибудь гадость. А теперь всё красивое, вкусное… пирожное со взбитыми сливками, украшенное вишней, конфеты и торты, компот… Ритка всегда берёт одни сладости. Здесь это можно, – никто не ругает, и платить ничего не надо. Всё-таки странно устроен мир. Живые, случается, голодают, а у мёртвых есть то, что им совсем не нужно…

Перекусив, мы с Риткой выходим на улицу прогуляться. Внутренний двор – квадратная асфальтированная площадка без всякой растительности; нам там не интересно, и мы идём дальше, – за пределы двора, туда, где виднеются облетевшие деревья и стоят девятиэтажки, выкрашенные в пастельные тона: бледно-зелёный, бледно-жёлтый, светло-серый…

За школой тот же надоевший пейзаж, что и всюду. На улице промозгло, холодно. Небо над городом пасмурное, серое; похоже, здесь никогда не светит солнце… Но разноцветные дома вносят в обстановку некоторое разнообразие; мне хватает и этого, – иначе стало бы совсем скучно…

Я стараюсь не отставать от Ритки. Когда я одна, мне бывает трудно вернуться обратно. Здесь легко заблудиться: всё постоянно меняется; стоит отвернуться – и школы уже нет, а на её месте какие-нибудь другие здания: иногда это университет, а иногда – ещё одна школа, только чужая… Я была и в университете, и в этой чужой школе. Странно то, что, стоит только мне туда зайти, – и я забываю, что учусь совсем в другом месте. Я иду в какую-нибудь аудиторию или в класс, сижу на уроках, слушаю лекции, – никто не удивляется, как будто я училась у них всегда. Другие школьники и студенты, наверное, такие же заблудившиеся души… Но в моей школе меня ругают, когда я опаздываю или пропускаю уроки. Поэтому я стараюсь вернуться вовремя, – чтобы попусту не злить учителей…