Школа творческого чтения - [4]

Предполагал ли мальчик до чтения стихотворения, что он может сочинить монолог, структурировать речь другого, неведомого ему человека, почувствовать и выразить его состояние. Эту способность открыл в нем Пушкин. И не понимая, что с ним происходит, «обливаясь сладкими слезами», Чик несколько раз перечитал стихотворение, удивляясь, что пушкинские слова начинают с каждым разом «все больше и больше светиться и зеленеть, как трава, на которой сидят Игорь и Ольга. В них стал приоткрываться какой-то милый дополнительный смысл». Последняя фраза очень важна. Самостоятельное открытие читателем «милого дополнительного смысла» в поэтическом слове, пожалуй, и есть ключ к разгадке эмоционального влияния художественного произведения, заставившего подростка еще и еще раз прочесть все стихотворение.

Давайте заглянем в размышление школьника над словом «неразумные», относящемся к хазарам. Он почувствовал в этом слове прощающий упрек, даже улыбку. По мнению Чика, Олег не хотел мстить хазарам, да пришлось, и потому так неохотно он сбирался. Князь как бы говорит: «Ну зачем вы, хазары, такие неразумные, зачем устроили буйный набег …А за это приходится ваши села и нивы обречь мечам и пожарам». Одно слово, приобретшее в сознании читающего ребенка приращенный смысл, потянуло за собой новые смыслы других слов: «сбирается», «буйный», «обрек». Открытие новых нюансов слова дает свежие ощущения, образы, чувства, способные уже сами по себе радовать читателя.

Если Чик не понял, что послужило причиной радостного волнения при чтении стихотворения Пушкина, то мы с вами, проследив шаг за шагом весь ход его восприятия, можем сделать определенный вывод. Именно творческий акт чтения, питаемый духовной энергией поэтического слова и собственным воображением читателя, и обусловил наслаждение от этого процесса. Он насладился открывшимся ему при чтении богатством собственных мыслей, способностью в чужой текст вкладывать свой подтекст, проживанием особой реальности, созданной его фантазией. Можно с уверенностью сказать, что прочитанное таким образом произведение, ставшее событием внутренней жизни, не погаснет в его памяти, как десятки других, изучаемых в школе, и «шлейф» впечатлений от встречи со стихотворением Пушкина протянется на долгие годы. То, что произошло с Чиком, эстетики назвали бы катарсисом – эмоциональным потрясением, вызванным встречей с искусством, когда художественное произведение рождает в душе читателя встречное движение души. Психологи такое состояние назовут скорее психоэлевацией – возвышением личности, а педагоги – самоактуализацией, обеспечивающей ее развитие. Мы же назовем происшедшее с Чиком просто счастьем. В целом, перед нами наглядная картина творческого состояния личности в момент чтения. И это далеко не придуманная и не приукрашенная картина. Она реальна, как реален Музей читательского творчества при Центральной городской детской библиотеке города Геленджика, собравший творческие отзывы, дневниковые записи, рисунки, поделки, и другие «продукты» читательской деятельности, подтверждающие душевную открытость их авторов. Л. Выготский когда-то писал: для ребенка творчество – правило, а нетворчество – исключение. Одно из условий любого творчества – свобода его проявления. Если еще раз всмотреться в ход размышлений юного героя Ф. Искандера в процессе чтения, то мы заметим – оно лишено какой-либо прагматической цели и не втиснуто ни в какие алгоритмы. Читательское творчество подчинено лишь воле автора и движению души самого читающего ребенка.

Так почему же чтение многих детей – это всего лишь простое физическое упражнение, не более? И почему «правило» для них стало «исключением»? Прежде чем ответить на этот вопрос зададимся другим, который поставил перед собой философ и психолог В. Розин в одной из своих статей: «Где мы находимся, когда читаем: перед текстом, внутри текста или за текстом?» Если мы находимся перед текстом, мы ищем в нем информацию, оперируем чужими словами и предложениями. Находясь внутри текста, мы включаемся всем существом в происходящее: сопереживаем, сожалеем, сорадуемся с его героями и авторами. Ребенок в этом случае говорит: «Я как будто жил среди ее героев», «Я как будто сам там был». Находясь за текстом, но под его влиянием, мы создаем новую реальность, в центре которой оказываемся мы сами. Читать можно в разных вариантах, но если мы говорим о радости этого процесса, его дают только два последних, обеспечивающие эмоциональную вовлеченность и подлинную свободу фантазии, т.е. – творчества. Именно таким и было состояние Чика.

Полезно с этих позиций обратиться к системе школьной подготовки «полноценного и вдумчивого читателя». Начнем с азов, с начальной школы. Учителей в это время заботит преимущественно техническая сторона чтения: умение складывать из букв слова, из слов предложения, формирование и опознавание ребенком визуального образа слова, скорость озвучивания текста. Чуть позже, к концу начальной школы, акцент делается на выработке умения извлекать из текста информацию, различать виды текста, пересказывать прочитанное. Многочисленными вопросами «что», «где», «когда», «как» мысль ребенка вращается на поверхности текста на уровне элементарных задач, не затрагивающих его личности. Здесь нет места переживаниям, нет свободы для воображения и творчества. Знание детьми фактов, почерпнутых из литературных произведений, создает иллюзию читательского успеха, а по существу уводит от подлинного чтения.