Школа штурмующих небо - [18]

В полдень Ейск неожиданно потряс громовой рокот. В домах зазвенели стекла. Испуганно вскрикнули матери, кормившие в тот час малышей грудью. Матери вскрикнули и тут же заулыбались: над городом проплыла эскадрилья четырехмоторных воздушных линкоров. Шли они плотно, курсом на запад, к полигону. Крыльями закрыли солнце. Матери видели на крыльях красные звезды и ничего не боялись. Гул советских самолетов был им тем же, что детям колыбельная песня.

Эскадрилья уходила все дальше, выше и недолго закрывала солнце. Матери смотрели вслед самолетам с гордостью и надеждой. Летчикам желали счастья. Они это знали. Потому-то, наверное, не сошел с заданного курса экипаж бомбардировщика, которого на взлете постигло несчастье. Вел бомбардировщик командир отряда В. Шенберг. Ему доложил бортинженер Лаврененко:

— На разбеге слышал треск. Причину выясняем.

Уже далеко от аэродрома в горизонтальном полете Шенберг передал управление второму пилоту и прошел в кабину техников.

— Ну, что тут у вас случилось? — спросил он.

— Лопнул узел правого полушасси, — доложил Жигулин.

— Придется возвращаться, товарищ командир отряда, — добавил Колодяжный.

Шенберг ответил не сразу. Он думал, видимо, о том, что возвращаться негоже. Задание, хотя и учебное, а выполнить нужно. Конечно, можно и вернуться. Штаб запишет в донесении: экипаж Шенберга прервал полет по причине неисправности материальной части. И делу конец. Ну, а что изменится на борту, если повернуть назад? Все равно придется садиться с неисправным шасси. Нет, только вперед. Шенберг любое задание считал боевым и не мог отступить, не выполнив приказа до конца.

— Вернемся, когда отбомбимся, — объявил Шенберг экипажу. — А вы подумайте, нельзя ли в полете устранить неисправность. Хорошо подумайте, товарищи!

Бомбардировщики имели радиостанцию. Но Шенберг не стал докладывать флагману о ЧП, боясь, что тот все же заставит изменить курс на 180 градусов.

Снова заняв место за штурвалом, командир время от времени с тревогой поглядывал за борт. Там, за бортом, в тугих вихрях воздушных струй, выполняя волю командира, уже трудились техники. Шенберг видел только их руки, набрякшие, синие, знакомые ему мозолистые руки.

Привязав себя друг к другу, Лаврененко, Жигулин, Колодяжный поочередно высовывались в люк, и, виток за витком, наматывали фалу на лопнувший узел. Они и сами сделались синими от долгого висения вниз головой. Но командир видел лишь руки смельчаков. И его прошибал холодный пот, когда эти руки вдруг соскальзывали с металла и вместе с фалой, как плети, болтались в пропасти.

Наконец впереди показалась цель.

— Прекратить работу! — приказал Шенберг техникам.

Скоро на земле, в расположении условного противника, начали всплескиваться грязные плошки бомбовых взрывов. Выполнив задание, Шенберг опять передал управление второму пилоту, а сам, войдя в радиорубку, доложил флагману:

— На корабле лопнул узел полушасси. Принимаю меры к спасению машины. Разрешите садиться последним.

Командир хотел, пока ведутся аварийные работы, выжечь горючее из баков и тем предельно облегчить машину.

Флагману не требовалось этого расшифровывать.

— Вас понял, — ответил он с теплотой в голосе. — Вас понял! Садитесь спокойно. Встречу организуем. Желаем успеха!..

И опять перед глазами Шенберга замелькали матросские руки, синие и сильные, как штормовое море. Наконец, фала плотно обволокла трещину, затянулась на ней мертвым узлом.

Шенберг велел экипажу перейти в хвост. Выключил моторы и повел корабль на посадку.

На аэродроме вдоль посадочных знаков выстроился, как для парада, личный состав эскадрильи. На правом фланге маячили медные каски пожарной дружины и два санитарных фургона.

Шенберг в момент приземления легким, ювелирным движением ног чуть отклонил рули влево. А когда самолет, пробежав по полю на левом колесе, мягко опустился на больную ногу, пожарники стали сматывать шланги, а фельдшера складывать носилки. Шенберг облегченно вздохнул.

Человек и на этот раз, позабыв о себе, о парашюте, которым он имел право воспользоваться, спас машину. Постановлением ЦИК СССР командир отряда В. Шенберг, бортинженер С. Лаврененко, техники Жигулин и Колодяжный были награждены орденами Красной Звезды.

«Этот случай, — отмечалось в приказе Наркома Обороны, — свидетельствует об исключительной отваге и энтузиазме наших летчиков и техников, готовых каждодневно в будничной своей работе на подвиги, вплоть до самопожертвования. Горячо поздравляю новых орденоносцев с высокой многообязывающей наградой, желаю новых успехов в работе, новых достижений в овладении летным искусством».

Оскорбленное самолюбие

Еще во времена Можайского аэронавты считали самолет главной частью их самих. История Воздушного Флота, в частности история Ейского военного авиационного училища, знает немало примеров, когда летчик, спасая самолет, сознательно рисковал собственной жизнью.

Принятый на вооружение Военно-Воздушными Силами спасательный прибор — парашют не очень-то обрадовал морских летчиков. Они неохотно цепляли на себя парусиновый ранец с шелковой упаковкой. Но вовсе не потому или не только потому, что не могли положиться на спасательный прибор. Суть их скептического отношения к нему уходила корнями гораздо глубже. Парашют ущемлял самолюбие моряков, обретших крылья. Ведь их предки, красморлеты, прокладывая дороги в небо еще на летающих лодках, ничего не брали с собой, кроме очков и пробковой каски. Соревнуясь за большой налет часов, за личное первенство в смелости, моряки, случалось, вылетали на неисправных аппаратах. Машины свои они знали, водить умели и покидать в нужде не собирались.