Школа одаренных переростков - [19]

"Ага, теперь понятно, почему этот тип так меня невзлюбил, — подумал я. — Зло берет, кишки дерет: он ведь тоже прослушивает Черепашкины мысли. Интересно бы узнать, что такого она про меня думает, что все вокруг бесятся".

— За что ж ты его? — спросил я — единственно для того, чтобы дать Черепашке еще поговорить на эту лестную для нее тему.

— Так руки же распускал, — ответила она. — Такой приставучий.

— Ну, и что ж он теперь, страдает?

— Какое там страдает! — Рита беспечально махнула рукой. — За Сонькой ухлестывает.

— А Сонька? — не удержавшись, спросил я.

Черепашка подозрительно на меня посмотрела.

— А что тебе Сонька? Зачем тебе Сонька?

— Я про письма спрашиваю, — напомнил я. — А ты про что?

— А, про письма…

И, успокоившись, Черепашка рассказала мне то, что я и без нее уже знал: что у Сони мачеха, родной отец ее сидит, и переписку ей вести тоже не с кем.

— Олег — этот точно детдомовский, круглый сирота, — продолжала Черепашка. — Больше про него я ничего сказать не могу.

— Ну, а другие?

— Дмитриенко письма получает, от брата, по-моему. Отец с матерью у него в машине досмерти разбились, родная тетка выгнала… За что — не знаю, там темная какая-то была история. То ли деньги у тетки украл, то ли дрянь какую стал курить. А может, и то, и другое… Знаешь, как бывает?

Я вообще-то не знал. Слышал, что бывает, по телику видел, а в жизни — нет. Не такая у меня была жизнь.

— Одевается он странно, — сказал я. — Здесь что, свое ателье?

— Да нет. Диня сам это делает.

— Шьет, что ли?

— Нет, делает. Хотя можно сказать, что шьет. У него хорошо получается. И мне подарил выкройку — вот этого платья.

Платье было очень славненькое и шло Черепашке, но я не стал ей этого говорить: с какой стати я буду делать комплименты общежитскому портняжке?

— А учителей здесь сколько? — спросил я.

— Трое.

— Как трое? И больше никого нет?

— Никого.

— Как же они справляются?

— Подумаешь, — беззаботно сказала Рита. — Нас ведь тоже немного.

— Это, конечно, так… А кто уборку делает?

— Никто. Мусор сам пропадает. Здесь такая энергетика.

Я совершенно растерялся.

— Так что же, значит, в школе всего-навсего десять человек?

— Десять? — переспросила Черепашка. — Почему десять?… Ах, да, правильно, десять. И что тут такого особенного?

— Да ничего… А где учителя обедают? Что-то я их в столовой не вижу.

— Я тоже. Наверно, у них своя, отдельная.

— А где они живут?

— Вон там, в голубом домике. Мы туда не ходим.

— Почему?

— Вот принялся! — Рита засмеялась. — Прямо как Олег. Он тоже, как приехал, всех вопросами изводил. Почему да почему… Теперь успокоился.

— Наверно, всё понял. И я успокоюсь, когда пойму.

— А что ты хочешь понять?

— Да много чего.

"Хотя бы насчет говорящих стрекоз," — подумал я, но вслух не сказал: еще решит, что у меня с мозгами не всё в порядке.

Мы посидели еще, поболтали.

Точнее, болтала Рита: надо думать, с нею давно уже никто по-человечески не говорил, и она соскучилась по доброжелательному слушателю.

А мне-то что? Я слушал и мотал себе на ус.

— Если ты Соней интересуешься, — сказала как бы между прочим Черепашка, — то это пустой номер. Соня, если хочешь знать, за Олегом гоняется.

— В каком смысле гоняется?

— Ну, это у нас в Воронеже так говорят, когда кто-то без кого-то жить не может. По пятам ходит, сохнет — и всё такое. Правда, ей ничего не светит: Олег жутко строгий, весь из себя важный. Кроме учебы и спорта, ничем не интересуется.

Открытие было неприятное, но серьезное: о таких вещах нелишне знать, чтобы не попасть в идиотское положение.

Бедный Юрка Малинин, подумал я. Диня с Леной, Соня с Олегом, мы вот с Ритой. Получается, он один такой бесхозный. Поневоле красными перьями обрастешь.

— Диня с Ленкой дружат, — продолжала сплетничать Черепашка, — вот только дружба у них какая-то странная. Ленка ему такие истерики закатывает, вроде ревнует, а к кому — неизвестно. Диня вообще-то добрый, хороший парень.

— Это точно, — сказал я.

Черепашка поняла, что я имел в виду совсем другое.

— Нет, ты ошибаешься, — горячо возразила она. — Просто он очень обидчивый. Наверно, ты что-то про него плохое успел подумать.

Мне не понравилось, что Черепашка попала в самую точку.

— Еще чего, буду я думать обо всяких! — сказал я. — А над тобой он почему издевается? Тоже по доброте?

— Это он так… Я на него не сержусь.

— Не сердишься, а плачешь. И раньше наверняка не раз плакала. Думаю, потому он тебе и выкройку подарил. Довел до слёз — и подарил. Правильно?

Смутившись, Черепашка кивнула.

— Ну, так вот, — сказал я, — больше он над тобой издеваться не будет. Это я тебе обещаю.

Черепашка посмотрела на меня долгим благодарным взглядом и снова зарделась.

— Из-за этой выкройки ему такой от Ленки был разнос, жуткое дело! — с преувеличенным оживлением проговорила она. — Сперва в бассейне ругались, потом улетели под купол — и там у всех на виду подрались.

Да, драка на лету — это, должно быть, фантастическое зрелище…

Наконец я утомился от сплетен, встал и, попрощавшись с Черепашкой, пошел к себе в комнату.

Мне непременно нужно было еще с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь толковым.

А кто здесь толковый? Конечно, Олег. Остальные все бестолковые.