Подавив в себе чувство неловкости, Наташа спросила у Вани, что произошло с Поповым, почему он не пришел вместе с ними?
— Ей-богу, мы сами ломаем над этим голову, — ответил Осьминин. — Саша отказывается идти к вам и не желает даже объяснить почему. Вы ведь, Андрей Андреич, знаете, какой он упрямый.
— Мы чуть ли не силой тянули его сюда, — добавил Яша и сразу умолк, спохватившись, что сказал слишком много.
Но было уже поздно. Андрей Андреевич побледнел, схватился рукой за горло, точно ему не хватало воздуха. Его глаза, полные тоски и упрека, блуждали. Наташа залилась румянцем и пыталась скрыть замешательство. Бросив косой взгляд на Колодкина, она произнесла с подозрительным спокойствием:
— Пожалуйста, никогда не оказывайте нам такой услуги. Мы не нуждаемся в людях, которые ходят к нам по принуждению.
У Яши и Вани появилось ощущение чего-то непоправимого. Они стояли, опустив глаза, смущенные и подавленные.
— Передайте Попову, — сказал Редкозубов, глубоко вздохнув, — что я… что я… — Внезапно он передернулся и, словно накаленный неудержимой яростью, крикнул: — К черту! Пусть никогда не показывается мне на глаза, я не хочу его видеть. И вас не хочу видеть, убирайтесь прочь отсюда!
Наташа испуганно бросилась к отцу, обняла его за плечи, стала успокаивать.
Юноши поспешили к выходу, испытывая гнетущее чувство какой-то неведомой, непонятной, но тяжелой вины. На пороге они столкнулись с мичманом Апацким.
— Ого! — воскликнул тот с коротким смешком. — Сказочные иванушки, щедро одаренные царем! А где же Попов?
Не удостоив его ответом, Колодкин и Осьминин быстро выскользнули за дверь.
Апацкий направился в комнату, служившую Редкозубовым одновременно столовой и гостиной. У окна он заметил Наташу. Она сидела, прижавшись плотно к спинке стула; глаза ее были закрыты, красные пятна, выступившие на лице, выдавали ее глубокое волнение. За неплотно прикрытой дверью слышались скрипучие, нервные шаги Андрея Андреевича.
«Гм, да! — подумал Апацкий, злорадствуя, и повел носом, будто что-то вынюхивая. — Должно быть, отец и дочь в порыве страстей прогнали молодых прохвостов. Жаль, что Попова с ними не было. Ну, мичман, соперники твои обращены в бегство, настало время действовать по задуманному плану. С отцом теперь не трудно будет сладить, а дочь сама кинется тебе на шею. Главное — терпение и осторожность».
Сладкий до одурения, приторный запах духов вывел Наташу из раздумья. Она хорошо знала, кому принадлежит этот запах, и не спешила открывать глаза. Меньше всего ей хотелось видеть сейчас Апацкого.
— О боги! — услышала она его напыщенный голос. — Какой печалью вы омрачили сие прекрасное чело?
Наташа поморщилась и со вздохом сказала:
— Перестаньте, господин Апацкий, мне не до шуток. Настроение такое, что и на белый свет глядеть не хочется.
— Сочувствую вам от всей души, Наталья Андреевна. Любопытно знать, — что здесь произошло? В передней меня чуть не сшибли с ног воспитанники Колодкин и Осьминин, и вид у них был, как у побитых собак. Они нагрубили вам?
— Нет.
— Может быть, Андрею Андреевичу? Кажется, и он расстроен.
— Нет.
— Хотел бы поверить, но не могу. Эти скоты из верхнего класса после экзамена и наград совершенно обнаглели.
Наташа вопросительно подняла брови.
— Какие экзамены, какие награды?
— Как, разве вы ничего не слышали? Неужели Андрей Андреич ничего не рассказал вам о грандиозных событиях последних дней?
— Нет.
— Странно, очень странно. Об этом говорит весь Петербург. А о том, что его величество соблаговолил приехать в училище, — вы знаете?
— Да. Я сама видела императора из окна, когда он садился в карету.
— Его величество снизошел до такой милости, что лично произвел экзамен Колодкину, Попову и Осьминину. И, представьте себе, Наталья Андреевна, плебеи, удостоенные высочайшего внимания, сумели втереть ему очки и даже понравиться. Все трое награждены царем золотыми часами, а профессор Гурьев — бриллиантовым перстнем. Совсем как в сказке об Иванушке-дурачке, — не правда ли?
— Да, пожалуй… — протянула Наташа, и по дрожи в ее голосе Апацкий понял, что новость ее волнует.
— Меня удивляет, что Осьминин и Колодкин не похвастались перед вами своими подарками, — продолжал он, испытующе глядя на девушку.
— А как же Попов? — спросила Наташа, пропустив мимо ушей его замечание. — Небось, загордился, на людей и не смотрит?
— Отнюдь нет. Этот холоп, кажется, даже не осмыслил всего величия случившегося. Он держит себя так, будто ничего с ним не произошло. Наглец, как всегда, прикрывается маской скромности, но холопскую душонку, ничем не спрячешь. Я рад, что вы прогнали его дружков; я много раз советовал вам это сделать. С грязью играть — только руки марать.
Наташа повернулась к Апацкому с тем неприступным видом, который часто бесил его.
— Думается мне, что вы завидуете Попову. Вы бы на его месте царский подарок напоказ выставили, — ведь вам такую награду вряд ли заслужить.
— Как знать, — пробормотал уязвленный Апацкий.
— Не будем спорить. Идите к отцу и повторите ему то, что вы говорили мне о Попове и других. Можете представить их в самых черных красках — авось, это послужит ему утешением. Папа! К тебе господин Апацкий пришел.