Школа гейш - [69]

И преисподняя сотряслась от рыка.

Ответное рычание заставило дрожать землю под лапами – равный принял вызов. Вне себя от радости, предвкушая победу над достойным, демон помчался вперед, припадая к сожженной почве. Огненный хвост раздраженно хлестал по ветру.

Он мчался, одержимый жаждой увидеть и убить. И лишь раздраженно дернул ухом, когда пространство вокруг заполнила частая дробь барабанов, когда зазвучал дребезжащий, чуть надтреснутый, но все еще полный силы голос Великого Вожака.

– Вернись! – велел он. – Вернись ко мне, я приказываю!

Демон остановился. Сел на задние лапы. Впереди был чужой, и голос битвы, сила инстинкта звали, требовали сразиться и уничтожить его. Но голос рода был сильнее, он звал вернуться.

По-кошачьи обиженно мяукнув, тигр полоснул лапой воздух перед собой. Бросил полный тоски взгляд за спину и скользнул навстречу другому себе, как рука входит в перчатку…

Джин, задыхаясь, вывалился на пол у подножия фамильного древа Аль Самхан. Обнаженный, как в день рождения, прошедший ад и вернувшийся в дольний мир, он скорчился на полу, глуша крик. Нечеловеческая мука трансформы медленно отступала.

Он открыл глаза и тут же зажмурился снова. После полумрака заброшенного храма залитый светом сотен факелов зал ослепил.

Ху Мэйэр… как глупо – поддался на лисьи чары. Перепутал ее с Мией. А что было потом?

Прочее терялось в огненном сладком тумане. Короткими вспышками – полные муки крики, звериное наслаждение чужой беспомощностью и болью. Милосердная человеческая память не хранила развлечений демона.

Мия! Он же ничего ей не сделал?!

Ужас от этой мысли подбросил его на месте. Джина затрясло. Непочтительно цепляясь за вытесанные в стене ветви фамильного древа, он поднялся.

Зал был пуст, а само дерево потухло. Странно. Разве его не вызвали домой с помощью ритуала? В зале должно быть полно народа, барабанщики…

– Ваше высочество! – Голос из-за спины заставил его напрячься и обернуться.

Увидев мужчину в жреческой одежде, он заметно расслабился.

– А, это ты, Бао. Рад тебя видеть.

– Слава богам, вы вернулись, – продолжал жрец, словно не услышав приветствия. – Мы призывали вас почти шесть часов, пока вашему отцу не стало плохо. Поспешите к нему, ваше высочество. Боюсь, он долго не протянет.

При виде отца в груди что-то болезненно сжалось.

Бывший несгибаемый правитель империи сейчас выглядел маленьким и слабым. Беспомощным.

Седые, как хлопья пепла, волосы разметались по подушке, подчеркивая пергаментно-желтую кожу. Бинты на худых морщинистых руках, узловатые пальцы в россыпи драгоценных перстней.

В комнате было сумрачно, магические светильники горели в треть силы. Теплая самханская ночь за окном дышала влагой и запахом цветущей сливы.

Джин замер в дверях, ощущая жалость и что-то пугающе похожее на отчаяние. Было невозможно поверить, что сильный как скала, несокрушимый правитель и этот измученный немощный старик – один человек.

Старик в постели шевельнулся, и на Джина уставились полные кипящей тьмы глаза.

Черные, как у простолюдина.

– Вернулся, значит, – прохрипел отец. Закашлялся, потянулся рукой к чаше с водой, раздраженно цыкнув на дернувшегося помочь сына. Обливаясь, отпил несколько глотков и отставил ее трясущимися руками. – Не лезь! Помогать будешь, когда я велю. Пом-мощничек… Ну и где тебя носило?

– Я виноват, – коротко сказал Джин, опускаясь на колени у постели. – Не смог сдержать его.

Старик скривился:

– Третий раз, он же последний. Я больше не смогу справляться с твоей силой, сын. И Тхан не сможет. Ты всегда был сильнее него.

Джин опустил голову, признавая правоту отца.

– Простите… вам не стоило взывать к силе крови.

– Будет еще всякая мелочь указывать мне, что делать! – взъярился старик. И снова закашлялся, прижимая сухую ладонь к бескровным губам.

Когда он убрал руку и вытер пальцы об одеяло, на ткани остались кровавые пятна.

– Я умру, – продолжал он, жестом запрещая Джину позвать медика. – Не спорь, сын! Да, умру. Люди смертны. Даже такие, как мы. Я знал, что этот обряд будет последним. Родители отдают детям все, что могут. Я всегда жалел, что дал тебе слишком мало…

– Не мало, – возразил Джин.

В груди что-то болело и рвалось. Жег невыносимый стыд и почти нестерпимое чувство вины, а под ним зрело болезненное и страшное предчувствие утраты.

– Мало, – упрямо повторил старик. – Не спорь со мной! Ты всегда любил спорить. Упрямец, себе на уме. Тебя ломаешь, а ты не ломаешься. Знаешь, как гордился тобой? – В его голосе зазвучала тоска. – Каким императором ты мог бы стать…

– Тхан будет хорошим императором, – привычно возразил Джин, думая о своем.

Он должен сказать отцу. Прямо сейчас.

– Отец…

Но император снова заговорил, слишком погруженный в мечты о будущем, чтобы услышать тихий голос первенца:

– Я жалею, что не увижу, как спадет проклятие. Когда ты женишься на этой стерве… последнее отродье Риндзинов. Шесть восьмых крови, этого должно хватить… Ясукату ждет неприятный сюрприз. – Он засмеялся, а потом закашлялся, брызгая слюной и кровью. – Дай воды.

Джин поспешил исполнить приказ. Он попытался напоить отца, но тот только раздраженно фыркнул, отбирая чашу.