Школа Добра и Зла. Принцесса или ведьма - [91]
Софи поражённо разглядывала стену.
– Не понимаю…
– Тедрос сказал, что ты использовала его, чтобы выиграть Испытание! – воскликнул Хорт. – Леди Лессо назвала это «ловушкой Софи» – сказала, что ты обманула даже её! Учителя говорят, что ты лучшая староста за всю историю школы Зла. Смотри!
Софи вслед за ним посмотрела на ряд зелёных, как угри, коробок, перевязанных красными ленточками. Они стояли рядом с букетами.
Открыв первую коробку, она нашла там пергаментную открытку:
НАДЕЮСЬ, ТЫ НЕ ЗАБЫЛА, КАК ЭТИМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ.
ПРОФЕССОР МЭНЛИ
В коробке лежал плащ из змеиной кожи.
Софи открывала следующие коробки. Кастор подарил ей мёртвую куропатку, леди Лессо – цветок, вырезанный изо льда, а Садер приложил к плащу, в котором она была на Испытании, записку с просьбой передать его в музей Зла.
– Какой гениальный трюк, – восхищался Хорт, примеряя плащ. – Притвориться растением, дождаться, пока не останутся только Тедрос и Эстер, а потом напасть и избавиться от Эстер, пока она сражается с Тедросом. Но почему ты не прикончила самого Тедроса? Все спрашивают, но он не говорит ни слова. Как по мне, ты просто не успела, потому что солнце взошло.
Хорт увидел лицо Софи и сразу перестал улыбаться.
– Это же трюк, правильно?
Глаза Софи наполнились слезами. Она покачала головой…
И увидела на стене ещё кое-что.
Черную розу с наколотой на шипы запиской. Чёрнила были ещё свежими.
Софи взяла её в руки.
Мошенница. Лгунья. Змея.
Тебе здесь самое место.
Да здравствует ведьма!
– Софи? От кого это?
Сердце Софи колотилось. От чёрных шипов шёл запах, так хорошо ей знакомый.
Вот, значит, как её вознаградили за любовь.
Она смяла розу в руках, обагрив кровью слова Тедроса.
– От этого тебе станет лучше.
В комнате 66 Анадиль перелила мутную жёлтую похлёбку из котла в тарелку. Несколько крупных капель упало на пол, и её крысы, выросшие ещё на восемь дюймов, тут же бросились к еде, кусая и распихивая друг друга.
– Твой талант раскрывается, – прохрипела Эстер.
Анадиль села на край кровати Эстер с тарелкой.
– Несколько глотков.
Эстер сумела сделать только один, потом откинулась на кровати.
– Не надо было мне даже пытаться, – просипела она. – Она слишком хороша. Вдвое лучше меня…
– Тс-с-с, не напрягайся.
– Но она любит его, – сказала Дот, свернувшаяся клубочком в кровати.
– Она думает, что любит, – возразила Эстер. – Точно так же, как мы все когда-то думали.
Дот выпучила глаза.
– Да ладно тебе, Дот. Неужели ты правда думаешь, что она единственная никогдашница, которая баловалась с любовью?
– Эстер, хватит, – настаивала Анадиль.
– Нет, давайте уж начистоту, – сказала Эстер и с трудом присела. – У всех у нас бывали постыдные побуждения. Все мы чувствовали слабость.
– Но эти чувства – неправильные, – добавила Анадиль. – Неважно, насколько они сильны.
– Вот почему она особенная, – мрачно проговорила Эстер. – Она едва не убедила нас, что они правильные.
В комнате стало тихо.
– И что с ней будет теперь? – спросила Дот.
Эстер вздохнула.
– То же самое, что произошло со всеми нами.
На этот раз тишину нарушило далёкое постукивание каблучков – в медленном, угрожающем ритме. Когда звук приблизился, жестокий и чёткий, словно щёлканье кнута, девочки повернулись к двери. Стук каблучков становился всё громче и резче, пронизывая коридор, но затем прошёл мимо их комнаты, и вновь наступила тишина.
Дот пукнула от облегчения.
Дверь распахнулась, и девочки закричали. Дот свалилась с кровати и плюхнулась на живот…
Порыв ветра поднял висящие платья выше факела над дверью, и тот осветил лицо тени.
Волосы блестели, собранные в острые колючки. Они были чёрными, такими же, как подведённые сажей глаза и губы. Мертвенно-бледная кожа светилась на фоне чёрного лака для ногтей, чёрного плаща и чёрной кожи.
Софи вошла в комнату, стуча по полу сапогами на высоких каблуках.
Эстер ухмыльнулась ей.
– Добро пожаловать домой.
Дот, всё ещё лежавшая на полу, нервно переводила взгляд между соседками.
– Но где нам найти новую кровать?
Три пары глаз одновременно устремились на неё.
Она не успела даже собрать еду.
В тёмном, сыром, совершенно тихом коридоре Дот колотила кулаками в железную дверь. Но всё было бесполезно.
Три ведьмы устроили шабаш, и ей на нём места не было.
Всегдашники не радовались, когда Тедрос получил значок старосты. Чему радоваться, если Софи оставила его в дураках? «Зло вернулось! – торжествовали никогдашники. – У Зла есть королева!»
А потом в школе Добра вспомнили, что у них всё-таки есть кое-что, чего нет у школы Зла. Кое-что, что доказывает их превосходство.
Бал.
На который «королеву» не пригласили.
Большая полянка покрылась первым снегом, и маленькие кусочки льда с громким лязгом бились о вёдра никогдашников. Пытаясь ухватить плесневелый сыр замёрзшими пальцами, они с ненавистью смотрели на девочек-всегдашниц, которые что-то оживлённо писали, не замечая непогоды. До бала оставалось всего две недели, и девочкам нужно было составлять планы, потому что мальчики до сих пор настаивали, что пригласят кого-либо лишь после Вечера Талантов. Рина, например, ждала, что Чеддик пригласит её, так что перекрасила старое мамино школьное платье в такой же серый цвет, как и его глаза. Но вот если Чеддик пригласит Аву (Рина недавно увидела, как он пялится на портрет Белоснежки, так что, возможно, ему нравятся светлокожие девочки), тогда её пригласит Николас, и ей придётся выменять у Жизель белое платье, чтобы оттенить его загорелую кожу. А если и Николас её не пригласит…
