Шкатулка - [34]

Когда она шла домой, ноги дрожали от усталости. Два дня у нее болели икры и сводило судорогой пальцы ног. На третий день она пошла опять.

Никто ничего не знал. Она радовалась: «Вот научусь кататься, пусть тогда увидят!»

Спустя недели три ей удавалось, не оступившись, вставать на лед, отталкиваться и ехать прямо. Предстояло одолеть повороты. На поворотах ее заносило, приходилось беречься от падения.

Пришел день, когда лед перестал пугать ее, когда езда уже доставляла удовольствие. Она разгонялась, летела по длинной дорожке, чувствовала на лице морозные иголочки снега. Солнце веселило ее. Теперь она не надевала шубу, нашлась одежка полегче. Теперь ей хотелось, чтобы увидели и оценили ее легкость. Так и случилось.

За ней наблюдали. Несколько мальчиков и девочек пришли кататься. Они проезжали мимо нее, иногда оборачиваясь, словно говоря: и мы так можем. А один даже улыбнулся ей, как знакомой. Что ж, компания была приятная. И она с удовольствием демонстрировала свои возможности. Но чуть-чуть перестаралась, потеряла равновесие и шлепнулась. Не успела подняться — чья-то рука пришла на помощь. Она подняла лицо: тот, который улыбался — стоит рядом. Глядит сочувственно. Жалеет. И ничего не говорит.

Она произнесла «спасибо», отряхнулась и поехала. Обернулась: он стоит. Потом поехал за ней.

Она летела по чистому льду и чувствовала, как он едет следом, заходит справа, потом слева. Словно оберегает ее от чего-то. Но она уже устала. Пора было в школу — она училась во вторую смену. Переобувшись, уже у выхода обернулась: те тоже переобувались. Он смотрел в ее сторону.

На химии ее одернули:

— О чем мечтаешь?

Она не мечтала. Просто вспоминала, как к ней протянулась красная от мороза рука и помогла подняться. Сильная и мягкая рука. И как он смотрел! Неужто она ему понравилась? Конечно. Это ясно. На нее никто никогда так не смотрел. Она была некрасивая. Так считалось в классе и во дворе. Бледная, вечно замотанная в шарфы и кофты. Было новое ощущение, и оно ее веселило. На переменке она не выдержала и сообщила подруге:

— В меня один мальчик влюбился.

— Кто? — оживилась та.

Она задумалась: действительно, кто он? Но добавила:

— Секрет.

Подруга решила, что ее разыгрывают. «Не может никто влюбиться в такую дурнушку», — определила она, и интерес ее тут же иссяк.

На каток она пошла не в платке, а в шапочке с помпоном. В дырочки вязки непривычно задувало. Но ей очень хотелось не выглядеть «техой». Он был там. Один, без товарищей. И явно дожидался ее. Она чувствовала, что краснеет, и даже начала спотыкаться больше обычного. Но он улыбался без насмешки, кружил рядом, и она перестала стесняться. Опять было солнце, блеск снежной пыли, звук разрезаемого льда.

— Мы все про тебя знаем! — заявила подруга. — Видели, как ты катаешься с этим длинным. Ты что, не боишься?

— Чего мне бояться? — спросила она, чуя подвох.

— Он же дефективный!

— Как это?

— Он же из двадцатой школы. А там дефективные учатся, поняла? Глухонемые всякие.

Теперь она поняла, почему он не заговорил с ней.

Ей стало невыносимо обидно, как будто ее беззастенчиво обманули.

Больше она не ходила утром на каток. Она испугалась. Испугалась его немоты. С содроганием представила себе, как он пытается что-то сказать и у него вместо речи получается какой-то мычащий звук.

Почувствовать себя предательницей она не успела: началась оттепель. Потом были еще хорошие морозные дни. Но они ее больше не тревожили.

…Прошло несколько лет. Она окрепла. С удивлением вспоминала свои детские недуги и радовалась, что стала здоровой и даже интересной девушкой. Замуж она вышла за хорошего человека. Он был подающий надежды молодой специалист — целенаправленный, устремленный. Он приучил ее к холодным обтираниям по утрам, спортивному бегу, здоровому рациону. Они почти не ссорились. Очень редко. Из-за нее. Потому что она была иногда ленива и иногда что-нибудь забывала сделать вовремя. Тогда он становился холоден и спокойно, методично делал ей внушение. Однажды она слушала его нарекания и думала: «Почему он никогда на меня так не посмотрит? Так, как смотрел тот молчаливый мальчик на льду?» И она жалела себя до тех пор, пока муж не переменил тон и не спросил удивленно:

— О чем ты мечтаешь?

Старики и старушки

Анне Тимофеевне Воробьевой стукнуло семьдесят два года, когда у нее началась новая жизнь. А произошло это так.

Нынешняя горожанка, давно освоившаяся в переменчивой суетливой среде, когда-то была деревенской жительницей. Был у нее свой дом, хозяйство, огородик и кое-какая живность. Все бы хорошо, да стал сын из города звать: приезжай, маманя, внука нянчить. Бросай своих кур — человек дороже, важнее. Человеку шел третий год, звали его Андрюша, и любим он был всеми безмерно.

Город расстроил Анну Тимофеевну. Что ни возьми, за всем в магазин идти нужно. В деревне лучше. Пошел на огород, картошки накопал, лучку надергал, маслица из погреба достал — вот и обед. Да и курочку зарезать можно.

В городе суматошно. Однако и свои радости есть. Кино целый день показывают. Не то что в сельском клубе один сеанс в двадцать один ноль-ноль, когда уже в сон клонит. Трамваи, автобусы ходят один за другим. А у них в деревне, бывало, по два часа автобуса ждали, чтобы до станции добраться.