Шкаф - [4]

Даг отскочил, как кипятком ошпаренный, бегом бросился домой. И больше к Риду не подходил.

А Рид вернулся в класс через неделю. Все такой же мягкий и спокойный. 

Потом Даг еще с полгода дергался от каждого звонка домой или бате на мобильный: ему все казалось, что Рид устроил эту ненормальную провокацию. Заснял на скрытую камеру, и теперь бережно хранит компромат. И просто ждет момента, чтоб использовать.

Даг даже пару раз собирался подойти и поговорить, но не смог. Да и потом - что говорить с ненормальным?

***

Спросить бы сейчас, что это было. 

Но сейчас это будет выглядеть странно. Тем более что Рид может оказаться совершенно другим человеком. Или именно тем, но и впрямь не помнить Дага. Даг читал о таком: защитные механизмы психики. Стирают из памяти всякие травмы. У Рида в таком случае все детство должно быть напрочь стертым. 

Он носил футболки с длинным рукавом и часто - платки на шее. 

Никто никогда не спрашивал, никто об этом не говорил прямо, но все прекрасно знали, почему. А тут еще - и в школе веселая жизнь. 

“Лузер он был, - напомнил себе Даг, - с волками жить - по волчьи выть. У меня, между прочим, тоже детство не сахар было. Но я взял себя в руки и пошел вперед. Невзирая на все препятствия”.

Этому он научился благодаря отцу: не видеть того, что стоит на пути к цели. Один из невольных уроков, которые отец давать и не собирался, а собирался разъяснить нечто совсем другое. Но все его сотрясания воздуха были Дагу по барабану. Даг с сознательного возраста понимал, что делает: он отрабатывал на отце механизмы выживания. 

***

- Опять?! - рыкнул отец, когда однажды решил войти в спальню во второй раз и увидел стул, подпирающий шкаф. - Ты вообще меня не слушаешь?!

- Я просто поставил стул… - чуть слышно пробормотал Даг, сел на кровати и принялся тереть глаза рукой - он уже почти спал. 

- Я сказал тебе, что там ничего нет, - неожиданно спокойно напомнил отец, - я говорил тебе это каждый вечер. И я не знаю, как еще донести мысль, что шкаф - это просто шкаф, кроме как…

Даг не сопротивлялся, когда отец схватил его за руку, когда резко поднял с кровати. Еще одно правило: сопротивляться тому, кто сильнее, не стоит. Нужно поплыть по течению и вовремя подхватить волну. 

Но та ночь была явно не для ловли волн. 

Отец подтащил его к шкафу, отшвырнул стул и распахнул дверь.

- Полезай! - сказал он. 

- Пап… - попытался упереться Даг, но отец был, как всегда, непреклонен. Старая сволочь. 

- Полезай, - повторил он. И Даг послушно шагнул в темноту. А отец захлопнул шкаф, и Даг очень четко слышал, как тот делает шаг, как поднимает стул - стул чуть прочесывает ножками по полу, - как с глухим “тук” ставит стул так, чтобы тот подпер дверь. Все было слышно так хорошо, что голос отца из-за двери показался громом, хотя заговорил он тихо, спокойно. Даг дернулся: он не ожидал, что отец еще и заговорит. 

- Спи здесь, - сказал старый хрен, - проспишь до утра, и навсегда зарубишь себе на носу - никаких монстров.

А потом Даг очень четко слышал шаги. Раз, два, три.

Ему казалось, что он слышал еще, но потом он понял: обман слуха. Либо его отец очень долго идет на месте. Либо коридор стал бесконечно длинным, и тот все никак не может дойти до спальни. Либо время застыло, петлей повторяя все те же две секунды, и тогда Даг в аду. Потому что сидеть в шкафу, вечно слушая удаляющиеся шаги отца, это - ад. 

Ожидание пытки хуже самой пытки. Он уже слышал это где-то, читал, он очень много всего прочел, несмотря на юный возраст, но теперь, конкретно это - прочувствовал на себе. Потому что знал: пока отец уходит, ничего еще не случится. Случится потом. 

Когда звук шагов стихнет.

А если он будет вечным - ожидание тоже будет вечным. 

Даг в очередной раз собрался. Отогнал звуковую галлюцинацию. Отец ушел уже минуту назад. Если не больше. Вокруг было тихо, и Даг начал было надеяться, что сможет дождаться утра. 

Но как раз в этот момент в углу за спиной что-то шевельнулось. 

Не было ни звука, ни скрипа - легкое дуновение воздуха. Будто кто-то тихо-тихо вздохнул за плечом. И уставился в затылок. 

И вот тут Даг вспомнил первое правило шкафа. Пока он не видит монстра, монстр не причинит ему вреда. 

Первое желание развернуться, чтоб убедиться, что там никого нет, он подавил в себе почти мгновенно. Потому что там кто-то был.

Темные щупальца уже медленно поднимались, чтоб обвить его плечи. Тьма сгущалась - он знал, что если протянет сейчас руку назад, нащупает ее, плотную, живую. Тьма дышала. Сквозняк из щели, возможно. Но вряд ли. Вряд ли. Потому что щупальца уже почти коснулись шеи.

И Даг закрыл глаза. И заткнул уши. И принялся очень тихо напевать какую-то чушь, все, что помнил, все, что слышал. Дурацкие песни из радио, старые детские колыбельные, отложившиеся в голове с незапамятных времен, и не слышал, и не видел больше ничего вокруг.

“Нет никаких теней, - твердил себе, - нет теней…”. 

Уснул, наверное, под утро. Он не помнил. 

С утра тело болело страшно, глаза слезились, и когда отец открыл шкаф, из шкафа вывалилось нечто, напоминающее Дага лишь отчасти. В общем-то так и было. Старый Даг умер в шкафу. Но старый Даг умирал каждый раз, преодолевая очередное препятствие. И на свет появлялся Даг новый. С очередным правилом. На этот раз: “Не видеть того, что стоит на пути к цели”. В данном случае - теней, которые могли помешать ему достичь цели - дожить до утра.