Шкаф с кошмарами - [29]

– Распорядитель, вы мастер интриги! Не томите, мы все внимание.

– Основатель поселка уже контактировал с нами. Встреча получилась… как это сказать? Не подберу эпитет… В общем, ни одной из сторон не понравилось.

– …

– Вы молчите? Вас это совсем не удивляет?

– Зная вас – ваш опыт, умение находить воистину впечатляющие вещи у всех под носом, любовь к загадкам и патологическое нежелание выдавать информацию раньше времени, – нечто подобное мы и ожидали. Это делает вас, Распорядитель, в некотором роде предсказуемым. О, без обид, прошу! «В некотором роде» означает «лишь самую малость» предсказуемым! Но продолжайте, продолжайте!

– Что ж… Этот контакт, эта незадавшаяся встреча дала определенные плоды. Теперь жители поселка, как вы говорите? В некотором роде? Да, в некотором роде они подготовлены.

– О… О-о-о! Не хотите ли вы сказать, что нас ожидает целое поселение параноиков?

– И довольно опасных, скажу я вам. Настоящие, casse-cou, если позволите.

– Мммм… думается, это в некотором роде уравнивает шансы. Так даже интереснее.

– Я так и предполагал. Вынужден спросить: вы не переменили своего мнения в свете новых вводных?

– Конечно же нет!

– Нет.

– Нет.

– Нет…

* * *

Крутым Виктор себя никогда не считал, но и неженкой тоже. Люди вроде водителя Виталика могут думать что угодно, но оператор новостей не самая безопасная профессия в мире. Случались у Виктора и командировка в Чечню, во время второй кампании, и любопытный медведь, перевернувший весь лагерь, когда снимали документалку на Путоранах, и просто агрессивный гопник с ножом на Дне города, которому не понравился длинноволосый мужик с телекамерой, но из огнестрельного оружия в него целились впервые. Ощущения Виктору не понравились.

Под конвоем вооруженных карабинами мужчин в камуфляже съемочная группа не спеша спустилась в поселок. Провожатые прятали лица под широкополыми шляпами с сеткой, как у пчеловодов. Сколько их, было непонятно. Рядом все время находились трое, но, уходя, они перекинулись приглушенными фразами с кем-то в лесу. Там, среди деревьев, кустов и бурелома, вполне можно было спрятать еще троих, а с ними целую роту и танк в придачу.

По-прежнему приходилось нести громоздкое оборудование, камеры, аккумуляторы, осветительные приборы, но Виктор их не чувствовал. Тащил, не замечая веса, и все косил на коллег – раз схлопотав прикладом между лопаток, вертеть головой не решался. Морозов плелся, по-черепашьи втянув голову в плечи, и сопел так, словно вот-вот словит инфаркт. Небось уже не раз и не два проклял свою жадность… хотя, зная Морозова, Виктор был уверен, что винил тот сейчас кого угодно, только не себя. Наташа переставляла ноги механически, почти не сгибая колени. В прострации она все ковыряла пальцем ранку, оставленную отлетевшей щепкой. Неглубокую, судя по всему, крови почти не было. Ковыряла и странно поглядывала на Виктора, на Морозова, на незнакомцев с оружием. Словно пыталась вспомнить, кто все эти люди и что она, Наташа, среди них забыла.

Если вначале и существовала какая-то призрачная возможность сбежать, то в поселке она пропала окончательно. «Оплот дней последних» надвинулся, стиснул пленников деревянными объятиями высоченных заборов. Шум ежедневного быта становился все явственнее, вплетался в жужжание слепней, птичий щебет и тяжелый топот армейских ботинок конвоиров. Прорывался коровьим мычанием, незамысловатым матерком из распахнутого окна, резким стуком колуна, разбивающего поленья.

Навстречу стали попадаться люди. Пожилая женщина в узорчатом платке и с бидоном в руке кольнула пленников подозрительным взглядом и тут же нырнула за калитку, прорезанную в массивных воротах. На лавочке, под кустами барбариса, усеянными завязью плодов, сидел, сложив ладони на палке-трости, седой старик с плечами отставного штангиста. Левая нога его от колена заканчивалась изношенным протезом, напоминающим ногу лишь отдаленно. Но даже на одной ноге старик бодро вскочил и, опираясь на трость, заковылял за процессией.

Увечный старец всколыхнул Виктора, заставил отупевшие от жары и страха мозги работать. Бросилась в глаза вопиющая странность – поселок оказался бездетным. Не было сопутствующего детским ватагам шума, не валялись у заборов игрушки и велосипеды. А ведь ушедшим в тайгу сектантам на тот момент было лет двадцать пять – тридцать. Ну, сорок, может быть. И среди них, по словам Наташи, было немало женщин. «Оплоту дней последних» уже больше четверти века. Неужели за это время никто не завел семью или попросту не залетел по глупости? Дело молодое, нехитрое. Нет, в такое Виктор не верил. Запри двух людей противоположного пола в четырех стенах, и рано или поздно они потрахаются. А здесь целый изолированный от мира социум. Но где же тогда дети? Мысль эту Виктору додумывать не хотелось. От нее в животе становилось холодно и скользко.

– А ну тпру-у-у! – словно лошадям, скомандовал голос за спиной.

Они остановились возле окрашенных зеленой краской ворот с намалеванными на створках кривоватыми пятиконечными звездами. Внутри, впритирку друг к другу, перекрывая почти весь двор, паслась пара заляпанных грязью внедорожников. Один из них, обгорелый, со спущенными передними колесами, выбитыми стеклами и следами от пуль на кузове, заставил Виктора задрожать, словно в ознобе. За машинами грел на солнце вытянутое деревянное тело то ли барак, то ли ангар, то ли еще какая сельхозпостройка, без окон, с громадными воротами – трактор проедет. Легкий ветерок доносил аромат сена и, куда более едкий, навоза.