Яга.
Я — фольклорный элемент,
У меня есть документ.
Я вобче могу отседа
Улететь в любой момент!»
Леонид Филатов. «Про Федота-стрельца, удалого молодца»
В кривом переулке из частных домов, сиротливо жавшихся к церквушке, проживала древняя бабка Антипа, мать Людмилы Ивановны. Отношения между матерью и дочерью явно не складывались и больше были похожи на взаимную вражду. Янку это вовсе не удивляло, опираясь на собственный опыт, она знала, что бывает и хуже. Настораживало другое с самого первого дня знакомства с «весёлой семейкой», Антип и Мамлюда настойчиво тянули её в гости к бабушке. Для пробуждения стойкой мотивации Антип наперебой с мамашей цветисто рекламировали старушкины достоинства, не подтвердившиеся впоследствии ни по одному пункту:
— Бабушка очень добра и приветлива, чрезвычайно обеспечена. В подполье у неё несметные богатства, а в огороде зарыт чугунок, полный золота, персидские ковры вместо обоев и на потолке тоже. А ещё бабка-уникум классно гадает, чего не скажет — всё непременно сбывается!
Поначалу совместное посещение посторонней родственницы казалось Янке излишним, но потом, под бомбардировкой приглашений и обещаний познакомить её с замечательной пенсионеркой, смирилась с этим, как с само собой разумеющимся, обязательным визитом вежливости. Подготовка к походу растянулась на несколько недель. Наконец ради этого эпохального события Мамлюда собрала всю волю в кулак и четыре дня не брала в рот спиртного. Умылась, причесалась, сменила кофту на менее дырявую и подвела глаза наслюнявленным карандашом. Валика нарядили в почти белую рубашку и галстук-бабочку, оставшийся с незапамятных детсадовских времён. Антип в весёлом возбуждении радостно повторял одну и ту же фразу, как заведённый, не меняя в ней ни одного слова:
— А я вот, Янчик, «хавчиком» затарился. Не боись, и «кислятину» твою не забыл, — Антип гордо кивал на одинокую бутылку шампанского, сиротливо прижавшуюся к целому отряду «беленькой».
Низкую скрипучую дверь покосившейся хаты открыла весьма колоритная особа, способная запросто лишить всенародной славы и заработка бесподобного Милляра. Долгого вхождения в образ не требовалось. К тому же киностудия могла бы существенно сэкономить на гриме, костюмах и реквизите. Старушенция с первых минут знакомства поразила Янку своей прыткостью и бесцеремонностью. После дежурного приветствия сухопарая милляровская конкурентка, демонстрируя любезность, ловко сдёрнула с Янки короткое чёрное пальто, ставшее тесным маме Ире и потому презентованное дочери на очередной праздник. Когда Янка попыталась повесить «наследственную мантию» на вешалку, старуха буквально выдернула её из рук и скрылась в лабиринтах тёмных комнатушек, приговаривая как заклинание: «Там сподручнее будет, там сподручнее…»
На вышитой скатерти гостей ждал пузатый старинный самовар в окружении ватрушек, маринованных огурчиков, грибов, жирных блинов и жареных окорочков. При обилии икон последнее обстоятельство удивляло: вовсю шёл Великий пост. Бабка с энтузиазмом уплетала принесённую Антипом колбасу, чокалась водкой, беззлобно понося дочь матом, громко хохотала, обнажая единственный длинный коричневый зуб, то вдруг замирала и насупясь всматривалась в самую сердцевину Янкиного перстня.
Несмотря на долгую разлуку, поговорить родственникам было не о чем, поэтому, опрокинув по-быстрому несколько рюмашек, они принялись энергично ругаться, с искромётностью русской плясовой. Даже Валик похрюкивал необычайно бодро и сердито, изображая участие в общем веселье.
— Што ж ты, доща дорогая, не шибко-то маму торопишься навестить? Не заслужила, видать, от тебя такого почёта! Вот упаду, обмыть и то некому будет!
— Навещать-то вас — себе дороже! Не больно-то вы нас, мама, жалуете.
— А за што ж тебя, шалава подзаборная, жаловать-то? За то, што у прошлом годе у меня пухову подушку уташшыла иль за то, што последне одеяло пропила?
— Вот вам только и в радость, что судьбой меня моей попрекать УЖАСНОЙ!
— Ой, сю-сюдьбёй узясьнёй! Хто ж её изделал такой? В наше время аэротикой не занимались. Мало я тебя от хахилей твоих грёбасных спасала? Ихде благодарность? Подавчера кинулась, а настойки аптекарской и нету. Твоих рук дело! Тадысь, приходя ко мне: «Дайте, мама, денех. Ребёнок более, умирае». Как порядошна! Ну, я чё? На, доща! А у самой душа-то болить. Думаю, вдрух и взаправду помрёть Валенька наш родненький. Пошла, глядь, а эта сучка пьянюшша в дымину прям в грязи валятцца! ДАРАСТУДЫТТВОЮВТРИБОГАМАТНИХУ!!!
