Шиза. История одной клички - [26]

Шрифт
Интервал

Тарас Григорьевич, несмотря на солидный возраст и статус старосты, тоже не смог устоять на месте. Совмещая камаринского с гопаком, он пустился вприсядку. Резко подпрыгивая, Тарас Григорьевич потешно выкидывал в стороны руки и ноги, а его знаменитый чуб, прикрывающий лысину, высоко отскакивал от своего владельца, принимая непосредственное участие в искромётной пляске.

Войдя в раж, гуттаперчевый Перепёлкин решил разнообразить танцевальные па акробатическими кульбитами. Апогеем стал хореографический этюд «Поцелуй на мосту». Перегнувшись через спину и встав на мостик, он склонил к аналогичным действиям и Зденку, вырванную из объятий Хромцова. Подползая друг к другу, как два краба, они демонстрировали образцово-показательный поцелуй, упорно преодолевая неудобное положение и отчаянные попытки Шмындрика вклиниться в интимную жизнь хотя бы на правах вспомогательного элемента. «Ой, мама, мама, как же ты была права!» — вторил отчаянный взгляд Хромцова.

Янка, в стороне от всеобщего веселья, спряталась за тяжёлыми шторами, ограждающими учебные постановки от дневного света, намереваясь воспользоваться сладостной безнадзорностью и курнуть в приоткрытое окно. Как на счастье, не успев воплотить мечту в жизнь, застыла в любовании картиной всенародного разгула.

Только Янка заметила, как настойчиво колышется дверь. Кто-то сильно тарабанил в мастерскую, пытаясь ворваться. Маленький крючок нервно подскакивал и едва сдерживал напор. Но грохот музыки, смех и оптимистичная атмосфера праздника заглушали все остальные звуки, включая голос разума: «Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем…»

Наконец несчастный крючок не выдержал и, скорбно согнувшись, впустил разъяренного победителя. В дверном проёме возник зловещий силуэт директора, но, кроме Янки, никто этого сначала не заметил. Вик-Инг орал, обильно заплёвывая ёжик бороды, топал косматыми чукотскими унтами, сотрясая равнодушное к его истерике пространство, а искромётная пляска не останавливалась. Лицо, перекошенное шрамом и неимоверной злобой, стало пунцовым, но бразильский карнавал оставался глух к его отчаянным воплям. В этот момент старую пластинку заело на вечном риторическом вопросе: «Ах, мамочка, зачем? Ах, мамочка, зачем? Ах, мамочка, зачем…»

Плясовая осеклась, танцоры застыли в оцепенении, с ужасом глядя на чудовищное явление. У Вик-Инга не хватало слов выразить своё возмущение, так как запас приличных выражений был исчерпан. Повисло молчание, не предвещающее ничего хорошего. Лишь топот старомодных каблуков Тараса Григорьевича, не видящего со спины появление критически настроенного зрителя, нарушал немую сцену. Не подозревая о нависшей над ним грозе, «самый старый староста», раздухарившись, продолжал молодецкую пляску вприсядку с бодрым уханьем и подлетающим седым чубом, легкомысленно обнажающим лысину. Резонное в данной ситуации, но запоздавшее раскаяние вторило: «Ах, мамочка, зачем… Ах, мамочка, зачем…»

Над миром

Смерть — это ещё одно новое приключение!

Питер Пен

Янка не знала, что ожидать от свидания с Аграновичем. Она спускалась по лестнице в винный бар-погребок с похолодевшим от восторга и ужаса сердцем, как выходят на сцену дебютанты на главную роль.

Янка всегда боялась открывать незнакомые двери. «Даже не догадывалась, что в нашем Мухосранске есть столь уютное местечко!» — оглядывала укромные ниши Янка. На всех увеселительных мероприятиях она ощущала себя несуразной, плохо одетой дурнушкой, которую видные парни обходят десятой дорогой.

Агранович не был похож ни на одного из её знакомых. Но тем не менее Янка была почти уверена, что Агранович — художник: «Такими яркими только родные братаны-мазилки могут быть!» Но сокурсники, так поразившие Янку вначале, рядом не стояли с той манящей тайной, что окутывала её избранника. Даже такие харизматические обаяшки, как Перепёлкин, Армен или Хромцов, были несравнимо приземлённее, обыкновеннее. Совсем уж «в замазке» были седобородые, с торчащими из всех рёбер бесами любители пухлых нимфеток. Янка не представляла Аграновича, тискающего её в вонючем подъезде или на последнем сеансе боевика. С его присутствием окружающая атмосфера менялась. Как будто опытный режиссёр ставил фильм-сказку и по его команде включалось освещение, монтировались эпизоды, слова приобретали скрытый смысл, актёры перевоплощались в мистических персонажей. Казалось, что находишься где-то на другой планете, а вовсе не в заштатном городишке, в котором светофоры ремонтируют только к первому сентября, клумбы высаживают к приезду губернатора, мусорные контейнеры вывозят ко Дню солидарности.


— И долго ещё так скакал ваш ретивый староста?

— Показалось, целую вечность. Как мы потом смеялись! У всех истерика была.

— А что, главнюк ваш училищный, Вик-Инг, жив-здоров ещё?

— Почему ты о нём спрашиваешь?

— Потому что ты его здорово ненавидишь.

— С чего ты взял? Мне просто не нравится такой тип людей властных, которые других давят. Но ненавидеть? Нет оснований…

Сердце Янкино вздрогнуло: «Почему он спрашивает об этом? Сговорились с Цесарским, что ли? Как будто что-то знают про меня, мысли читают! Тайна моя разгадана? Не может быть!»


Рекомендуем почитать
Пой, даже если не знаешь слов

Жизни девятилетней Робин из благополучной белой семьи и чернокожей Бьюти, матери трех детей, никогда не должны были пересечься. Робин скучает в пригороде Йоханнесбурга, а Бьюти изо всех сил пытается в одиночку поднять детей. Но восстание школьников, вышедших на улицы города с протестами против порядков апартеида, сметает привычное существование, и Робин с Бьюти оказываются в одном доме, а их судьбы тесно переплетаются. Робин, умная и предприимчивая, обожающая книги про сыщиков, твердо настроена стать детективом.


Мелодия

Даже самая простая мелодия может быть обманчивой. Альфред Бузи – звезда небольшого городка, известный своими песнями и музыкой. Мистер Ал, как его зовут близкие, скорбит о покойной жене в одиночестве на своей большой вилле на берегу моря. Однажды ночью на Бузи кто-то нападает – не голодное животное, а дикий ребенок. Этот случай возрождает старые слухи: возможно, в лесах вокруг города живет древняя раса, как-то связанная с бродягами, заполонившими улицы. Вопрос с ними нужно решить – раз и навсегда. Лиричный и завораживающий, эпичный и обескураживающе личный, «Мелодия» – это роман о скорби и славе, о любви к музыке, которая остается с тобой навсегда.


Стравинский

«Писатель Строганов проник в „тонкие миры“. Где он там бродит, я не знаю. Но сюда к нам он выносит небывалые сумеречные цветы, на которые можно глядеть и глядеть, не отрываясь. Этот писатель навсегда в русской литературе».Нина Садур.


Император рая

Дальние планеты. Многочисленные расы. Отряды наемных убийц, готовые за хорошую цену решить любые проблемы. Таким оказалось далекое, но далеко не безоблачное будущее. Алекс, по прозвищу Снайпер, первоклассный убийца, хороший командир и ценный сотрудник. Он уверен, что в этой жизни повидал многое и готов ко всему. Вот только старушка-судьба не ленится подкидывать новые задачи. Справится ли с ними главный герой, мы и узнаем на страницах этой книги.


Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Казбек. Больше, чем горы

Юрий Серов сроднился с горами. Близкие считают его опытным восходителем и хотят отправиться с ним в экспедицию. Но горы сложны и непредсказуемы. Юрий попадает с опасную ситуацию в предгорьях Казбека в Грузии. Сумеет ли он подняться? Кто ему поможет? И чем окончится его горный цикл, читайте в шестой повести-отчёте сборника «В горы после пятидесяти…» — «Казбек. Больше, чем горы».