Шишкин - [80]

И. Н. Крамской писал «Христа в пустыне». К. А. Савицкий, страдающий удушьем, не мог спать по ночам и был свидетелем того, как Иван Николаевич, едва дождавшись начала рассвета, в одном белье пробирался к картине и начинал с упоением работать, иногда до позднего вечера.

Шишкин поражал всех быстротой и прелестью этюдов.

Глядя на работы его, Иван Николаевич говаривал:

— Ну-с, Иван Иванович, все эти Клодты, Боголюбовы и прочие — мальчишки и щенки перед вами. Им ли тягаться с вами. Ясно вы выражаетесь, а у меня вот пока не получается. — И, вздыхая, выходил из комнаты.

Встречались по вечерам, за обеденным столом. Утром и днем работали.

По росистой траве забирался Иван Иванович в глубь леса, в чащобу, выискивал место и принимался расчищать кустарник, обрубал сучья, чтобы ничто не мешало видеть понравившийся пейзаж, делал из веток и мха сиденье, укреплял мольберт и приступал к работе.

Писал он в день по два, по три этюда, весьма сложных.

Крамской, зараженный его целеустремленностью, несколько раз уходил с ним на этюды и подметил, что перед натурой Иван Иванович точно в своей стихии. Он словно преображался, тут он как нигде знал, что, как и для чего. Подметил Крамской в работе его и смелость и ловкость. «Верно, — думалось Ивану Николаевичу, — это единственный у нас человек, который знает пейзаж ученым образом». Не здесь ли, в лесу, на этюдах, родится у Крамского известная фраза: «Шишкин — верстовой столб в развитии русского пейзажа, это человек-школа»?

«Шишкин все молодеет, т. е. растет — серьезно, — напишет 20 августа Крамской Васильеву. — И знаете, хороший признак, он уже начинает картину прямо с пятен и тона. Это Шишкин-то! Каково — это недаром, ей-богу. А уже этюды, я Вам скажу, — просто хоть куда, и, как я писал Вам, совершенствуется в колорите».

В один из дней Иван Иванович возвратился с лесного болота, из дебрей непроходимых, с этюдом, изображающим поседевшую от старости ель. Хмуро и сыро кругом. Ни луча солнца, ни даже клочка неба не видно в лесной глуши. Тишина. Могучее древнее дерево, густой мох и чахлые березки рядом. Контраст этот, подмеченный в жизни, чем-то задел Шишкина и скоро он приступает к картине «Лесная глушь». Время и глухая чащоба, жизнь ее, жизнь старого, могучего дерева и молодого, чахлого подчас — вот что интересовало теперь Ивана Ивановича. Работалось ему так, что и времени не замечал.

Крамской, наблюдая за ним, писал Ф. Васильеву: «О Шишкине сообщу Вам, что он, право, молодец, т. е. пишет хорошие картины… он, наконец, смекнул, что значит писать — судите, мажет одно место до пота лица, — тон, тон и тон почуял. Когда это было с ним? Ведь прежде, бывало, дописал все, выписал, доработал, значит, и хорошо. А теперь — нет: раз двадцать помажет то одним, то другим, потом опять тем же и т. д. Проснулся. Пейзаж отгрохал в 3 аршина, 1 вершок внутренность (болотистая) леса, да еще сумерки, какое-то серое чудовище, а ничего — хорошо…»

На картину смотришь неотрывно. Не так ли все и в человеческой жизни, как в лесной чащобе? Сильный и слабый — все переходит в тлен.

Не сказались ли здесь мысли об отце и неожиданная смерть младшего брата жены — Александра?

Работал над ней вплоть до отправления на выставку. В канун отправки, вечером, зашел в мастерскую еще раз взглянуть на нее, и неожиданно вся левая верхняя часть показалась ему неудачной. Соскоблил, недолго думая, мастихином непонравившееся место и при свете лампы за несколько часов написал все заново.

«Ты очень обрадовал нас, приславши картину на выставку, она положительно окрасила нашу выставку. Твоя картина «Лесная глушь» — это удивительная, чудная картина, она вызывает общий восторг и дала серьезный тон нашей выставке», — писал В. Маковский Ивану Ивановичу.

Прогремел гром и в другой, и в третий раз. Умер отец, умер маленький Володя Шишкин. Евгения Александровна почернела лицом, глаза впали. Шишкин нашел силы работать…

За картину «Лесная глушь» в феврале 1873 года Иван Иванович получил звание профессора. На том настоял ректор Академии художеств Ф. И. Иордан.

Шишкин устал и измучился. И от картин, и от последних событий. Жаль было до глубины души умершего сына, жаль отца, страх охватывал от недоброго нового предчувствия.

И. Н. Крамской, чтобы как-то отвлечь Шишкина от черных мыслей, начал с марта поговаривать о поиске дачи на лето.

Частый гость у Шишкиных Константин Савицкий. Не повезло этому умнице, рассуждающему всегда здраво. Он, первым из студентов Академии художеств, был исключен из нее за участие во Второй передвижной выставке. Не без раздражения посматривало начальство на близость к Товариществу Репина, Антокольского, Савицкого. Последнему не повезло более всех. Савицкий вступил в члены Товарищества передвижных выставок. Закончив картину «Ремонтные работы на железной дороге», которую купит П. М. Третьяков, он уедет в Париж, где проживет несколько лет в обществе И. Е. Репина и В. Д. Поленова.

К. А. Савицкий — литвин из Белостока — пришелся по душе Ивану Ивановичу. Общительный человек, любитель длительных прогулок, практически знающий жизнь, он умел слушать, умел и говорить сам. Было много общего в них, и потому оба потянулись друг к другу. Дело кончилось тем, что родившегося сына — случилось это 19 мая — Иван Иванович назвал Константином.