Широты тягот - [7]

На островах час солнца и дождей устроен по-своему. В этот час здесь властвуют не фольклорные союзы, а гигантские многоножки. Длиною в целый фут и с огромными челюстями, они способны выхватить человека из реальности и вернуть его в тот миг, когда он с отчаянными воплями покидал материнскую утробу. У многоножек нет охоты остепеняться, тем более с помощью людей. Островитяне знают это: их кусали, и не раз.

Выползая из своих сумрачных подземных убежищ, грозные беспозвоночные хотят лишь понежиться на солнышке и вволю полакомиться тучами насекомых, затеявших танцы после первого дождичка. Но глупым двуногим, одержимым мыслями о мифических союзах, непонятны столь простые желания. Когда к многоножкам подходят слишком близко, они кусают от испуга. И раскол усугубляется. Люди — укушенные, боятся еще сильней. Многоножки — напуганные, еще больней кусают.

Гириджа Прасад сидит на ступенях веранды, старательно подставляя солнцу босые ноги. Сняв боты, чиновники нередко обнаруживают, что между пальцами у них завелась плесень. Хуже этого он и представить себе ничего не может. Его, истого ученого, страшит перспектива стать объектом изучения. Но нынче утром обычный ритуал служит поводом для того, чтобы посидеть снаружи и поглазеть на жену, которая возится в огороде.

Чанда Деви на грядках, собирает под моросью дневной рацион овощей. Живое воплощение грации и равновесия, она присела на корточки, и ее центр тяжести, округлый и соблазнительный, как бы рискованно завис в воздухе без всякой поддержки. Чтобы пустить в ход обе руки, ей пришлось зажать зонтик между плечом и щекой.

Она собирает помидоры с той же сосредоточенностью, с какой расчесывает себе волосы, подает ему вегетарианские блюда и топчет нехоженые косогоры островов. Глядя на это, он нервничает. Предлагая ей руку, опасается, что его рука дрогнет. Не доев до конца пятую лепешку, положенную ему на тарелку, тревожится, что его подводит аппетит.

Сейчас он наблюдает за предметом своих вожделений, и вдруг происходит нежданное. Чанда Деви оказывается на земле. Его жена упала в грязь! Прикрывшись зонтиком, она словно отталкивает что-то ладонями.

Он мчится к ней как был, босиком. Неужели она увидела многоножку или, хуже того, ее уже укусили?

— Где она? — кричит он. — Не бойся, я ее убью!

— Кого? — недоуменно спрашивает жена. Не обратив внимания на его протянутую руку, встает сама и отряхивает с локтей мокрую землю.

— Многоножку!

— Где?

— Куда она тебя укусила? — торопливо спрашивает он: надо успеть отвести ее в бунгало и выжать на рану лимон, прежде чем она упадет в обморок от боли.

— Никто меня не кусал.

Нимало не взволнованная, она снова принимается собирать помидоры. Почему его все время тянет говорить об убийствах?

Муж оторопело стоит на месте. С ней ведь точно что-то случилось, не просто же так она упала. Ошибиться он не мог, поскольку не сводил с нее глаз. Озадаченный, он возвращается на крыльцо. Решив покончить с лечебным прогреванием, уходит в дом. Сегодня ему доставили морем важную почту — журнал с картой гипотетической Пангеи, призрака, которого ему не терпится увидеть.

Однако индийская почтовая служба, эта заправская иллюзионистка, опять взялась за свои фокусы. Усевшись за стол из древесины андаманского птерокарпуса, он обнаруживает, что все страницы журнала склеились вместе и по текстуре похожи на кору. Он поднимает журнал в надежде определить виновника по запаху. Видимо, кто-то пролил на его посылку молоко. Если точнее, банку сгущенки. На острове, где молока не найти днем с огнем, такие банки на вес золота. Но Гириджа не хочет сдаваться. Вооружившись ножом для разрезания бумаги, он начинает аккуратно отделять одну страницу от другой по очереди — сложная и скучная процедура, которая грозит занять целое утро.

Даже в необъяснимом мире его жены то, что случилось сейчас на огороде, выглядит очень странно. Возможно, она просто постеснялась показать ему, куда ее укусили. Или это была не многоножка, а какое-нибудь насекомое. Или она вдруг с ужасом осознала, что, собирая овощи, убивает то, что могло бы стать полноценным растением, а может, и деревом. В любом случае беспокоиться не о чем, думает он. Большинство женщин обладает повышенной чувствительностью, и это происшествие лишь доказывает, что его жена — нормальная представительница своего вида.

Чем дольше он наблюдает со стороны за человеческими особями женского пола, тем более вероятной кажется ему эта гипотеза. Подростком, в Аллахабаде, Гириджа Прасад внимательно отмечал про себя, в каких местах Тулсидасовой “Рамаяны” слушатели плачут[9] сильнее всего. Мужчины старались замаскировать свои слезы чиханием и другими мелкими неприятностями физического характера, тогда как женщины охотно превращали свои в эффектную демонстрацию веры, хотя ему никогда не удавалось понять, что именно вызывает у них эту реакцию. Вроде бы естественно было бы переживать, когда Сита воссоединялась со своим мужем Рамой после ее джентльменского похищения десятиглавым Раваной или когда этот муж изгонял ее из царства только из-за глупой болтовни какой-то прачки, но самые бурные излияния чувств происходили, когда книга закрывалась и объявлялось о завершении очередной встречи. Женщины рыдали без всякой логики и причины.