Широкая кость - [3]

– Что-о? Я же не робот.

– Ха-ха! Ешь-то ты как машина для поглощения пищи.

Этой медсестре. Нет. До нас. Никакого дела.

– Ничего подобного. И вообще, будь я машиной для поглощения пищи, сменила бы механизм на новый, потому что хотела бы есть все время, а я так не поступаю.

– Раз ты говоришь, что здорова, я должна в этом убедиться. – Она протягивает мне тетрадку, я отдаю обратно, она сует ее мне прямо в руки, как будто это такая игра. – И если твое питание такое здоровое, как ты утверждаешь, тебе не о чем беспокоиться.

– Мам, да скажи ты ей, что мне не надо записывать все, что я ем. Мне не нужно наблюдение.

– Попробуй в течение шести недель, – предлагает сестра. – Потом приходи ко мне и посмотрим.

– ШЕСТЬ недель?

– Да, шесть.

– Но это же шесть недель летних каникул! Мама, ну скажи ей – я хочу быть свободной и есть все, что мне вздумается.

– Боюсь, этим летом номер не пройдет. – Сестра опускает голову и поднимает выщипанные брови. – Кончилось твое веселье.

ФИ-ГУ-ШКИ. Оно еще даже не начиналось.

– Я не ребенок.

– С точки зрения закона ты именно ребенок, Блюбель.

Тут вмешивается мама.

– Если с тобой случится что-то серьезное, отвечать придется мне. Это же просто дневник питания. Очень хорошая мысль, считай, что просто ведешь дневник.

Дневник питания

Дневник. Да, я могла бы вести дневник. И понимаю, что это мой единственный шанс. Прямо здесь, когда мама чувствует себя такой беспомощной и слабой, и в присутствии этой кошмарной медсестры. Я воспользуюсь этим в своих целях, и пусть мама рухнет под тяжестью происшедшего. Пожалуй, рискну. Сейчас или никогда.

– Я не хочу поступать в колледж. – Мамино лицо становится сердитым, выражение точь-в-точь как у подростка с плаката «Нет наркотикам!», висящего на стене у нее над головой. Действенный, однако, плакат. – Хочу покончить с учебой. До свиданья. Кончено. Больше. Никакой. Учебы.

– И не думай, – отрезает мама.

Сестра произносит «о-о-о-о», словно кучка детей на детской площадке, когда кто-нибудь сваливается с горки. Ей явно становится уютно, будто она смотрит ток-шоу.

– Больше никаких разговоров об этом.

– Но я уже все спланировала. Даже Джулиан из службы занятости говорит, что это возможно.

– Нет, Блюбель, мне наплевать, что говорит Джулиан из службы занятости. Ты не бросишь школу, мы уже сто раз об этом говорили. И неужели мы должны это обсуждать в кабинете врача?

– Мама, это возможно и совершенно законно. Мне нужно пройти профессиональную подготовку… Я могу просто подрабатывать в «Планете Кофе». И если я попрошу Алисию заполнить заявление о стажировке – профессиональном обучении по специальности баристы, то буду получать зарплату и одновременно учиться…

– Да что ты такое говоришь? Мечта твоей жизни – стать баристой?

– Ну… нет, пока не уверена, но если и так, то что? Я просто знаю, что эта дурацкая школа мне ничего не дает, а так я по крайней мере выиграю время, чтобы понять, кем хочу быть.

– Ты просто беспокоишься о результатах экзаменов, Блюбель. Но они уже сданы. Я уверена, оценки будут хорошими. Так что перестань волноваться.

– Экзамены тут совершенно ни при чем. – На самом деле я втайне беспокоюсь о результатах. На экзамене по английскому я заснула, потому что стихотворение для разбора было невероятно скучным; не знаю, почему нам не дают хороших стихов. И мне казалось, что географию я написала нормально, но за ланчем я подсела к Диане и выяснила, что ее ответы очень сильно отличаются от моих, а уж она-то знает все.

Медсестра сидит на своем скрипучем стуле развалившись, как в кресле.

Мама добавляет:

– Ну а в самом худшем случае мы точно знаем, что экзамен по изобразительному искусству ты сдала хорошо.

Вообще-то должна была, но с рисованием получилось хуже всего. Дело в том, что после того как я нарисовала натюрморт – вазу с фруктами, – у меня осталась такая куча времени, что я затушевала весь фон черным угольным карандашом. Не знаю, что на меня нашло. Подвело творческое воображение. Картинка выглядела так, будто побывала в руках у гота. Это изображение будет меня преследовать до конца моих дней.

Тогда-то у меня и случился этот дурацкий приступ астмы. На экзамене по изо. Единственном, в котором я была уверена. И все столпились вокруг меня, смотрели, как я корчусь на заляпанном краской сером линолеуме, будто слизняк, на которого льют соленую воду, и глупо, по-девчоночьи шушукались, не зная, что делать. Еще один повод для школьных дурынд судачить, что разлад родителей наконец на мне сказался. «Она все замазала черным углем, мисс, а теперь у нее приступ паники, и она умирает! У нее нервный срыв!»

Нет, я туда не вернусь. Не могу, и все тут.

Сардины

– Мам. Ты только выслушай. – Медсестра не встревает – ей это гораздо интереснее, чем выдавать лекарства от аллергии и совать палец в задницы старикам, чтобы выявить геморрой.

– Не сейчас. Мы обсудим это позже, – говорит мама медсестре, даже не глядя на меня.

– Ты сказала, что выслушаешь, если я посоветуюсь с Джулианом из службы занятости.

– Просто чтобы ты успокоилась. Пойдем, сейчас не время и не место.

– Успокоилась? А нормально тут сидеть и обсуждать мою фигуру – это что, не личный вопрос? И что вы с папой опять разбежались. А говорить о моей жизни ты не желаешь. Речь о моем будущем. Не о твоем. И хорошо, что мы говорим об этом при медсестре. Я не хочу поступать в колледж. Не хочу в университет. Я хочу работать в «Планете Кофе». Отрабатывать нормальную смену плюс обучение и заодно думать, чем бы хотела заниматься потом.