Шипы и розы - [84]

Она спросила меня, что делал я до обеда.

— Я тоже тренировался, — объяснил я со скромным величием, — надо сохранять спортивную форму.

Ее улыбка, как бальзам, действовала на мои синяки. Я решил быть жестким, как мясо на моей тарелке.

Новые знакомые показали, как на льду выписывают коньками восьмерку. Мне удалось добраться только до половины восьмого. Лед действует, как вино. Он лишает чувства равновесия.

Мои ноги двигались одновременно, но в совершенно противоположных направлениях. Мой центр тяжести переместился на затылок.

Вечером я узнал, что ее зовут Ренатой. Контрабас в оркестре играл так, что таял снег. Таяли и наши сердца.

На следующий день дело пошло лучше. Я сделал новые шаги, вернее говоря, новые «проскользы» вперед. Раньше я с необычайным уважением относился к канатоходцам, но что стоит танец на проволоке в сравнении со скользкой поверхностью льда! И у тебя нет даже шеста для баланса.

Я знал, мне понадобится много времени, чтобы отдохнуть от отпуска.

На третий день произошло нечто ужасное. В тот самый момент, когда я собирался исполнить кривую без происшествий, у края катка показалась Рената. Она весело махнула мне рукой. Я ответил. Но слишком сильно. Коньки пошли вперед, я взмахнул руками в поисках равновесия — и упал в объятия Ренаты.

— Какой вы бурный! — сказала она и покраснела.

Я извинился и сказал, что потерял равновесие.

— Мне тоже так кажется, — улыбнулась Рената и покраснела еще больше.

Она была удивительной. Я поцеловал ее. Мои ноги убежали, не желая брать меня с собой. Мы сидели на льду, обнимая друг друга. Пожилая супружеская чета бросала на нас ледяные взгляды, что при морозе было не так уж трудно, и бормотала что-то о падении нравов у нынешней молодежи.

Я прервал свой путь к чемпионату мира по конькам и записался на лыжные курсы.

В первый же день было сломано две ноги! У других.

— Вот это спорт! — сказал я нашему инструктору. — Вы должны на знамени написать девиз: «От спортивной повязки — к гипсовой!»

Я оказался перед трудным решением. Я мог понравиться Ренате только спортивными успехами. Либо я должен сломать ногу, либо сердце.

Меня спасло большое зимнее гуляние.

В субботу вечером. Танцы во всех помещениях. Танцы на воздухе при инфракрасном освещении. Бал на снегу. Снежный бал!

После обеда промаршировала музыкальная пожарная капелла и открыла празднество несколькими музыкальными пьесами, по поводу которых возникли споры. Одни считали их маршами, а другие — вальсами. На крыше отеля пришел в движение толстый слой снега. Он упал и мягко покрыл весь оркестр. Только в том месте, где был бас, вверх поднимался снежный фонтан.

— От них мы избавились! — облегченно вздохнул мой сосед. Мы выкопали музыкантов и уверили их, что музыка произвела потрясающее впечатление.

Фигуристы показали упражнения, которые я одобрил благосклонным взглядом специалиста.

— Так быстро, как ты, никто из них не бегает, — сказала Рената, — и во всяком случае, не так целеустремленно!

— Пусть только кто-нибудь попробует! — пригрозил я и взял ее за руку.

Все-таки мне было немножко смешно. Как только она обнаружит у меня полное отсутствие спортивных талантов, мне останется положить мою горячую любовь на лед, а к моим остывшим ногам приложить грелку.

Эх, не следовало мне пускаться в единоборство с чемпионом округа! Она всегда будет чувствовать, что я ее позорю.

Я решил все сказать.

— Ты себя плохо чувствуешь? — спросила озабоченно Рената.

— Дорогая! — я набрал солидную порцию воздуха в легкие. — Я должен сделать тебе одно признание.

Она покраснела.

— Я знаю, — прошептала она мне на ухо, — я тоже.

Ах, как это было тяжело.

— Почему ты меня всегда оставлял одну? — надула она губки. — Я понимаю, ты должен тренироваться, — но не все дни.

— Послушай, дитя, — я был окончательно смущен, — я просто хотел тебе хоть немножко понравиться. Но… я не имел понятия о спорте, а ты… ты чемпион округа…

— Верно, — засмеялась она, — по шахматам.

Перевод с немецкого А. Витта.

ЛЮБОВЬ И ЛЕГКАЯ АТЛЕТИКА

Цветы изо всех сил тянулись вверх, вырываясь на простор. Птицы мужского пола усиленно тренировались к предстоящему конкурсу вокалистов.

Дожди были теплее, чем зимой.

Наступала весна.

Улитки выползали из раковин, люди — из теплого платья. Те, кто обошелся без насморка в течение зимы, начинал чихать.

Пробуждались хомяки, личинки и — любовь.

Итак, мы дошли наконец до темы.

— Ну разве она не прекрасна?

Карл зажмурил глаза и вытянул губы трубочкой, словно хотел меня поцеловать.

— Само собой разумеется, — ответил я, отступив из предосторожности на шаг назад. — О ком ты говоришь?

— О ком? — он широко раскрыл свои водяные глаза и посмотрел на меня так, словно я был снежным человеком. — О Бригите, конечно.

И с самоубийственной настойчивостью влюбленных продолжил:

— Разве она не хороша?

— Безусловно, — ответил я, скорее из дружеского расположения.

— Не мог бы ты ей сказать, что я ее люблю? Впрочем, я так мало могу ей предложить.

— Не говори этого, — утешил я друга. — Если ты бросишься к ее ногам, это будет порядочная куча.

Карл весил 108 килограммов (в трусах).

Бригита сказала, что Карл ей нравится.

— Если бы только он не был таким толстым! Я представляю, как он поет серенаду: «Тебе принадлежит мое ожиревшее сердце!»