Схимники. Четвертое поколение - [27]

– Все это, – продолжал меж тем Ждан, похлопав себя по кожаному доспеху и арбалету, – боевые трофеи. Дважды на нас простые голодранцы нападали. А вот у самой границы чубов – дружина какого-то боярина налетела. Вроде бы как дань взять. Вот где сеча знатная выдалась. Нас чуть не опрокинули. Но когда бой шел уже среди возов, мне удалось завязать на себя четырех дружинников. Помнишь упражнение на равновесие, которое ты выполняешь раз в седмицу? Оказывается, оно – великолепный способ уходить от ударов, когда тебя обступят со всех сторон. Словом, я не понял как, но уложил их с одним ножом. Не убил, конечно. Обезоружил, бил по запястьям. Правда, потом всех пришлось отпустить. Князь вмешался. Боярина своего обещал наказать.

– Знаю, как князья своих людей наказывают. – Я рассмеялся. – Боярин тот, скорее всего, по его приказу и действовал.

– Если бы не он, добыча оказалась бы знатной. А так – мелочи. Правда, вожак охранников после этого боя мне арбалет и подарил. Когда княжьи дружинники оружие отбирали, которое мы в бою взяли, вожак наш арбалет тот незаметно в высокую траву бросил. Потом вернулся, подобрал, когда все миновало. А доспех я уже в бою со степняками взял. Коня я под ним убил, когда напавшая на нас шайка в бегство обратилась. Вот на обратном пути как-то тихо было. Хоть отряд изрядно поредел и пополнить его в Диком Поле некем. Правда, мы боялись, что чубы нападут. Их разъезд шел за нами два дня. Кстати, Искатель, я тогда же у себя в котомке нашел вот это. – Ждан протянул мне клочок пергамента. – Буквы вроде бы знакомые, а в слова не складываются.

Я развернул обрывок и сразу же узнал почерк. Крупные, четкие буквы, словно выводил их старательный ребенок. Но я-то знал: ребенку этому лет больше, чем мне, и зовут его Атаман.

«Ходишь по краю. Другие могут оказаться жестче, чем я».

Мы уже давно вышли из города. Я присел под деревом и задумался. Ждан приумолк, словно чувствуя особую значимость момента. Конечно, шила в мешке не утаишь. Мой спутник проявил в походе черты, свойственные тем, кто соприкоснулся с нашим учением. Это легко разглядел бы Атаман. Но сомневаюсь, что он сам следит за каждым торговым караваном. Ученики? Не каждый справится, только один из лучших. Что из этого следует? Я не сомневался, что очень много чубов, так или иначе, учились у Атамана.

И вот кто-то из них патрулирует границы, высматривая чужих учеников. Ничего предосудительного нет в том, что кто-то из них придет к чубам. Неужели у Атамана вышла с кем-то распря? Или он кого-то боится. Ждан сказал, что разъезд шел за ними пару дней. Значит, обнаружили и послали за Атаманом. Тот приехал, убедился, что Ждан связан с кем-то из его братьев или кузенов, и отправил двусмысленную записку.

Тайнопись чубов. Потому и не смог мой спутник прочитать ее. Но Атаман знал, что по силам это лишь кому-то из наших с ним братьев. Послание предназначалось не ученику, а учителю. Только смысл его от меня ускользал. А вернее, слишком много было смыслов. Который из них вложил мой брат в свое послание? Этот вопрос очень долго так и оставался без ответа. Я думал, что с братьями и сестрами меня судьба больше не сведет. Записка Атамана стала лишь первым ударом по этой убежденности.

Учитель говорил, что бой – лучшая тренировка контроля над своим телом. Удивительно ли, что наши упражнения, как верно подметил Ждан, очень легко превращались в целостную боевую систему? Мой спутник ощутил свою силу. Да, владеть оружием его учили посредственные наставники. Ему было далеко до вершин фехтовального искусства. Но когда все это ложилось на то, что Ждан перенял у меня, смесь получалась взрывная. А он был еще слишком молод. Когда тебе семнадцать лет, ты еще упиваешься силой. Демонстрируешь ее охотно, иногда даже охотнее, чем следовало бы.

К тому времени меня сразу брали в любой караван. Вскоре и Ждан стал весьма известен. То, что он не убивал своих противников, ценилось вдвойне. Ведь пленного бандита можно продать степнякам в рабство, а можно – на рудники. Человеческий товар в те времена ценился. Зачастую, расплачиваясь со Жданом, купцы клали пару монет сверху. Этакое признание заслуг. Внакладе-то они точно не оставались. И я, и мой спутник в полной мере отрабатывали уплаченные деньги.

Пошел слух среди наемников. Почти каждый поход заканчивался приглашением вступить в отряд. Иногда Ждана звали сразу десятником – честь невиданная для новичка. И всякий раз следовал отказ. Ждан путешествовал только со мной. Иногда мы расставались, когда я направлялся в Кхсар Фэй ар-Румал. Но теперь я знал, что мой будущий ученик вернется.

Единственное, чего ему не удалось в себе изжить, – это занудство. Прозвище Зануда прочно прилипло к нему в наемничьих кругах. Его называли так сперва за глаза, а потом и в глаза. Ждан не обижался. Его уважали и даже любили. Он всегда был надежным соратником, а это ценилось выше всего, и никогда не кичился своей исключительностью, хоть и любил прихвастнуть способностями, недоступными прочим.

Это – еще одна опасность, возможности которой я не предусмотрел. Ведь если разобраться, ни о каком мастерстве Ждана пока еще говорить не приходилось. Он совершил только первый… нет, даже не шаг, а полшага по дороге длиной в жизнь. Но уже ощущал себя чуть ли не бессмертным. Конечно, со временем это мальчишество проходит. Гораздо опаснее, если до этого он напорется на настоящего противника, обученного убивать. Потому в любой стычке я теперь прежде всего следил за своим будущим учеником.