Шикаста - [32]

Как и все общественные деятели той поры, обладал он двоякой личностью: на публику и для частного потребления. Это вполне отвечало принципиальной невозможности говорить правду тем, кого представляешь. Убежденность, мотивированность, шарм составляли его рабочий инструментарий. Эти и иные методы общения в иных областях галактики, на других планетах назвали бы лживостью, лицемерием, посчитали бы презренными или даже преступными, но на Шикаете они превозносились как первейшие признаки слуги народа. Разумеется, не о нем одном можно было так отозваться, теми же качествами обладали и его соратники, а также противники из других политических сект. Кажущиеся противоположности оказывались на поверку неразличимыми близнецами.

В фигуры национального масштаба Джон выдвинулся с сорока лет, не в силу компетентности или лучшего понимания положения нации, а просто потому, что оказался в нужное время в нужном месте. Конечно, он не был обделен способностями, но они в его выдвижении никакой роли не играли, да и в иных аспектах он ими воспользоваться не мог, ибо чувствовал себя связанным и вынужден был эти способности подавлять. Порой Брент-Оксфорд даже не разбирался, какими талантами он одарен и к чему они могли бы послужить. Эта неуверенность и внутреннее беспокойство заставляли его припадать к бутылке, погружаться в глубины цинизма и самоуничижения. Он понимал, что уважают его не за то, что достойно уважения, и уважают его не те люди, которых он «представляет». Они могут что-то сделать — даже и немало (делать, могут бороться, могут пойти на преступление, чтобы продвинуть к власти «своего» представителя, но после этого не считают себя ответственными за свой выбор. Ибо характерной чертой весьма извилистого разума обитателей этой планеты является способность лезть в драку за свои мнения и убеждения, от которых они через год, месяц, а то и через несколько минут с легкостью отрекутся.

Установив местоположение Тофика, я устроился, обосновавшись в Зоне 6 таким образом, чтобы наблюдать, собирать информацию, а по возможности и повлиять на него, как раз когда он вступил в период напряженной эмоциональной активности.

Для Джона Брент-Оксфорда наступило время выбора, время решений. Он переживал это как еще один кризис. Политическая секта, которую он представлял, как раз потеряла власть. Собственно, они уже не в первый раз после Второй мировой войны (мы на Канопусе называем ее Второй интенсивной фазой Войны XX века) вылетели из правительства, и не это беспокоило его в первую очередь. На Джона давили (по нашей инициативе) с целью вернуть его в юридическую фирму, чтобы он укрепил свою репутацию среди законников. Он смог бы с легкостью решить несколько интересных дел. Ему также предлагали работу в Совете северных стран, но эта высокая должность отпугивала его, ибо Брент-Оксфорд знал, что окажется не на месте, не сможет должным образом отстаивать интересы белых народов, которым грозило истребление. Не хватало ему квалификации для этой работы. С нашей точки зрения эта работа грозила ему личной катастрофой.

Того же мнения придерживалась и его последняя жена. Она не пылала к супругу страстью преданной секретарши. Как, впрочем, и первая жена. Обе вышли за Джона, привлеченные его скрытым потенциалом, и обе разочаровались, когда он этот потенциал не использовал. Причины разочарования они, однако, не осознали, что вело к разного рода переживаниям, не слишком скрываемым от окружающих. Его второй брак дышал на ладан. Из-за чего воспоследовали и нервные срывы. (См. «Историю Шикасты», том 3012 «Психическая нестабильность в Век Разрушения», часть пятая, «Общественные деятели».) Брент-Оксфорд вышел из депрессии и стоял на пороге новой. Подвергался лечению. Большинство политических деятелей нуждались в психиатрической поддержке вследствие специфики их активности, извращенности процесса труда, процесса принятия решений, мыслительного процесса.

Я наблюдал за ним в течение нескольких дней. Брент-Оксфорд уединился в большой комнате под крышей своего дома, где он обычно работал и куда никто из семьи не заходил. Поскольку он оставался один, то на показной шарм внимания не обращал. Джон нервно вышагивал взад-вперед, прическа растрепалась (в ту эпоху большое внимание уделялось состоянию волосяного покрова головы), покрасневшие глаза блуждали по сторонам, не в состоянии сфокусироваться. Он в подпитии, не то попросту вульгарно пьян. Пьет уже не первый день. Иногда на ходу издает стоны, покачивается, морщится, как будто бы от боли. Вот он уселся, обнял торс руками, перехватил руки, схватившись за плечи; рухнул на диван, мгновенно заснул… Чуть ли не сразу проснулся, вскочил, снова зашагал. Джон Брент-Оксфорд решился. Работа в Северном блоке ему подходит. Он сознает и не сознает, что совершает ошибку. Его рациональное «я» видит новые возможности, ничего, кроме возможностей для его самовыражения… Для его амбиций, прячущихся за лозунгами «Прогресс!», «Справедливость!» и т. п. Он видит, как расширяется и крепнет Северный блок ко всеобщему удовлетворению. Но для всех очевидно, что мировой порядок трещит по швам. Проблемы не только всего мира, но даже одной страны невозможно решить партийными наскоками, с партийных позиций — а кто способен на иной подход? Меньшинства, пусть даже влиятельные, могут взывать к Джону, к Тофику, на иное они не способны… Но и он не способен преодолеть шаблоны партийного мышления. Он вспоминает о семье. Не хочется, чтобы и этот брак распался. Не хочется разочаровывать младших детей, как он в свое время разочаровал старших. Он боится потомства своего — общая черта того времени. Но об этом позже.