Шикаста - [27]

Я остановился в нескольких шагах. Подойти ближе невозможно, сдерживает барьер.

Вещество это изобретено — или открыто — на Канопусе совсем недавно, называется оно эффлюон-3. Именно поэтому я никак не ожидал встретить его здесь. Ведь это невозможно! Путтиора намного отстает от Канопуса в области науки и техники. О Шаммат и говорить нечего. Следовательно, секрет этот украден с Канопуса.

Эффлюон-3 способен притягивать, преобразовывать и отсылать свойства согласно запрограммированной последовательности. Это чувствительнейший и сильнейший проводник, не нуждающийся для своего производства ни в какой аппаратуре, возникающий путем особой концентрации сознания и некоторых весьма непростых умственных операций. Так что Шаммат или Путтиора украли у нас не предмет, не вещество, а навык. На эти темы размышлять я, однако, не был в состоянии, едва удерживая ускользающее сознание. Кроме того, на повестке минуты стоял более срочный вопрос. Эффлюон-3, в отличие от эффлюона-2 и эффлюона-1, недолговечен. Это всего лишь катализатор, усилитель, ускоритель, не более.

Тогда, со склона, я видел металлическую колонну, вещь прочную, долговечную, потому что ничего иного и не ожидал увидеть. Но на деле это оказалось чем-то, чего согласно природе своей здесь скоро не будет. Однако маловероятно, что Шаммат могла пойти на риск возмездия от нас, от Сириуса, да, пожалуй, и от Путтиоры, ради какого-то преходящего выигрыша.

Но ошибки не было. Мысль о таком методе пришла в голову одному из моих коллег на Канопусе, и я неоднократно наблюдал подобные «колонны» сгущающегося воздуха в процессе экспериментов. Это ничто иное, как эффлюон-3, и через год этой колонны здесь не будет.

Я ощутил, что ноги подо мной обмякли, я упал на колени и прополз несколько шагов, удаляясь от гибельного места. Странно, что в иных условиях это явление могло приносить добро и здоровье. Но в голове моей сгустился мрак, я успел почувствовать, как из ушей по шее потекла кровь, и рухнул. Снежные пики, солнечные склоны, расколотые деревья закачались, закружились, и я потерял сознание.

Долго я там не пробыл и, вне всякого сомнения, пришел бы мне конец, если бы не мой новый друг, следивший за мною издали, с гребня. Опасаясь за свое состояние, он стоял, держась за дерево. Увидев, как я сначала рухнул на колени, а потом и вовсе ткнулся в землю физиономией, он бросился, тоже напрягая остаток сил, выручать меня. До меня он добрался ползком, схватив за лодыжки, перевернул на спину, чтобы не повредить лицо, и поволок за собою. Оттащив подальше, он поднял меня и понес прочь. Когда я очнулся, он лежал рядом без сознания. Пришел мой через помогать ему, и я принялся растирать его могучие плечи и руки изо всех своих слабых сил. Когда он наконец очнулся, мы, поддерживая друг друга, удалились от опасного места. Он привел меня в свою пещеру, теплую и уютную, с постелью из сухих листьев и запасами сушеных фруктов. Знал он и огонь, так что скоро мы отогрелись, пришли в себя.

Но пока я оставался без сознания, меня посетило видение, прояснившее секрет колонны Шаммат. Передо мною предстала старая Роанда, цветущая, сияющая, гармоничная, словно образцовая планета в учебном планетарии. Серебристая связь любви соединяла ее с Канопусом. Но на планету пала тень. Мрачная маска, изъеденная язвами, с тусклыми туманными глазами. Руки, похожие на зубастые пасти, протянулись к планете, острые когти вонзились в нее, и гармония исчезла. Руки отрывали от планеты куски и набивали ими рот мертвой маски, не знавшей насыщения. Затем эта морда превратилась в почти невидимый передающий луч, высасывающий доброту и силу, а затем луч этот исчез, и я наклонился ближе, чтобы узнать, что произошло, что все это означало, что вообще могло означать. И я увидел, что обитатели Шикасты изменились, приобрели свойства жадного всасывающего луча, передающей колонны. Шаммат внедрилась в природу обитателей Шикасты, и они превратились с передающие устройства, питающие Шаммат.

Таков был мой беспокойный сон, так я понял, почему Шаммат нуждалась в колонне столь недолгое время.

Несколько дней я прожил у своего нового друга, набираясь сил, восстанавливая здоровье. За это время он, как смог, рассказал и объяснил мне все, что знал сам. Дрожа и озираясь, поведал, как Большая-Пребольшая Штуковина свалилась в долину с неба, как выскочили из нее ужасные существа — тут он весь затрясся — и принялись крушить все вокруг. Они подожгли лес и пустили огонь по склонам, они убивали все живое, убивали для развлечения. Они ловили животных и мучили их… Он смотрел в пламя своего очага, и слезы текли по его мохнатым щекам.

Много ли их было?

Он разжал обе ладони один раз, затем второй и, после некоторого колебания, вспоминая и осваивая новый способ мышления, третий. Три десятка.

И долго они здесь пробыли?

О, ужасное, ужасное, долгое-долгое время… Он прикрыл глаза лапами, принялся растирать их ладонями, подвывая от ужаса. Да, и его они изловили, посадили в сделанную из ветвей клетку, издевались, смеялись, тыча в него сквозь прутья заостренными палками. Он раздвинул шерсть на боках, показал зажившие шрамы. Но он сбежал, да еще и выпустил из клеток всех других пойманных птиц и зверей, и все сбежали, и, как я и сам смог заметить, больше не вернулись в эти места. Сам он однажды ночью, тайком, подполз поближе, взобрался на гребень, но ничего не увидел, зато почувствовал себя нехорошо, очень нехорошо, и понял, что место это проклято.