Шицзин - [30]

Понять отказ и справиться с тоскою!

Когда бы ты хоть раз ко мне пришел,

И я б тогда исполнился покоя.

VII

Сюань и флейта в лад поют — сильна

Была в нас дружба с братскою любовью[292],

Жемчужных мы на нитке два зерна!

Коль впрямь меня не знаешь, по условью,

Три жертвы[293] принеси, и поклянись,

И губы омочи священной кровью!

VIII

Коль мертвый дух иль оборотень[294] ты —

Твое лицо для нас непостижимо;

Но виден всем твой лик, твои глаза,

И видишь ты всегда идущих мимо!

Я эту песню добрую сложил,

Чтоб двойственность твоя явилась зримо[295].

ОДА О КЛЕВЕТНИКАХ (II. V, 6)

I

Причудливо вьется прекрасный узор —

Ракушками тканная выйдет парча.

Смотрю я на вас, мастера клеветы!

Давно превзошли вы искусство ткача.

II

Созвездие Сита[296] на юге блестит,

Язык растянув, непомерно для глаз.

Смотрю я на вас, мастера клеветы,

Кто главный теперь на совете у вас?

III

Стрекочете вы, там и тут егозя,

Кого б оболгать, только ищете вы.

В словах осторожнее будьте, увы!

Уже говорят, что вам верить нельзя.

IV

Двуличный пронырлив — и тут он, и там,

Дать волю он думает лживым словам.

Смотрите же: то, что не примут от вас,

С бедою назад не вернулось бы к вам!

V

Спесивый и гордый доволен и рад,

Трудом изнуренный — печалью объят.

О синее, синее небо вдали,

Взгляни на спесивых и гордых земли,

Трудом изнуренных печаль утоли!

VI

О ты, клеветы зачинатель и лжи,

Кто главный у вас на совете, скажи?

Лжецов клеветавших схватил бы я сам

И бросил бы тиграм их всех и волкам;

Коль тигры б и волки их жрать не смогли,

На север их кинул бы к краю земли;

Коль в мрачные север не примет края,

К великому небу их кинул бы я!

VII

Дорожка от сада в ветвях тополей

И к холму ведет, что меж хлебных полей[297]!

Лишь евнух я, Мэн-цзы[298], в покоях дворца;

Я эту правдивую песню сложил.

Прошу вас, прослушав ее до конца,

Размыслить о ней, благородства мужи!

О НЕВЕРНОМ ДРУГЕ (II. V. 7)

С востока веет ветерок,

И дождь к нам прилетает вслед за ним,

Ты страхом был и ужасом томим —

В те дни лишь я с тобою был вдвоем.

Теперь и мир, и радость у тебя,

И брошен я, со мной ты стал другим.

С востока веет ветерок,

И вихри вьются вслед за ним, гляди.

Ты страхом был и ужасом томим,

Но ты меня носил в своей груди.

Теперь и мир, и радость у тебя,

И брошен я... Забвенье впереди.

С востока веет ветерок,

Он дует и на высях горных гряд.

Чтоб не увяла, нет такой травы;

Падут деревья, что теперь стоят.

Ты все мои достоинства забыл,

Но помнишь мелких множество досад!

КУВШИНКИ-ЦВЕТЫ (II. V, 8)

I

Огромны, огромны кувшинки-цветы,

А я не кувшинкой — стал мелким цветком.

О, горе вам, горе, отец мой и мать!

Меня вы взрастили с великим трудом.

II

Огромны, огромны кувшинки-цветы,

А я не кувшинка, и жалок мой цвет.

О, горе вам, горе, отец мой и мать!

Меня вы взрастили средь горя и бед.

III

Коль нету в застольном кувшине вина —

То винного жбана позор и вина!

Чем сирому и одинокому жить —

Не лучше ль, коль ранняя смерть суждена?

Коль нету отца — где опора моя?

Доверюсь кому, если матери нет?

Вне дома тоску свою всюду несешь,

А дома — в ком помощь найдешь и совет?

IV

Отец мой и мать породили меня,

Заботой своей окружили меня,

Они обласкали, вскормили меня,

Взрастили меня, воспитали меня,

Взлелеяли нежно ребенком меня,

Вне дома и дома носили меня,

Мой долг перед ними, что в сердце возник,

Как небо безмерное, столь же велик!

V

Высокие южные горы мощны,

Порывистый ветер свистит вдалеке.

Все люди, я вижу, счастливы кругом,

Зачем только я, одинокий, в тоске?

VI

Громадами южные горы стоят,

Но ветер меж ними свиреп и жесток.

Все люди, я вижу, счастливы кругом,

Свой долг до конца совершить я не мог!

ОДА О ЗАПУСТЕНИИ В ВОСТОЧНЫХ ЦАРСТВАХ (II. V. 9) [299]

I

Был полон стол с зерном вареным блюд,

Жужубовый черпак красиво гнут.

Великий путь, как гладкий оселок,

Прямой стрелой стремился на восток.

По нем ходили доблести мужи,

Простой народ смотрел на их поток...

Теперь, лишь оглянусь на этот путь,—

Струятся слезы, падая на грудь.

II

В восточных царствах, посмотрю кругом»

Пустуют станы с ткацким челноком,

И в легких туфлях, свитых из пеньки,

Там ходят по земле, покрытой льдом.

Князей потомки нежные теперь

По славному пути идут пешком.

Пройдут они туда, сюда, и вот,

Опять страданье сердце мне сожмет.

III

Источника холодная струя

Пусть не найдет пути к тем срубленным дровам;

Всю ночь без сна вздыхаю горько я:

О, горе, горе, истомленным, нам!

Надежда есть и срубленным дровам,

Что их перевезут куда-нибудь...

О, горе, горе, истомленным, нам,

И мы должны немного отдохнуть.

IV

У нас, восточных жителей, сыны

Живут в труде, не ведая наград;

А жителей на западе сыны

В роскошных платьях, пышен их наряд!

Хоть лодочник отец — его сыны

Себе из шкур медвежьих шубы шьют,

И хоть отец слуга — его сыны

Сидят на важных службах там и тут!

V

Таких, пожалуй, угости вином —

Найдут, что лучше рисовый отвар;

Подвески им на пояс подари —

Не короток ли, скажут, ценный дар.

Горит на небе звездная река

И, видя нас, свой не умерит жар[300].

Ткачихи угол в целый день пройдет

На семь делений весь небесный шар[301].

VI

Хоть семь делений в день она пройдет,

Она в подарок шелка не соткет.

Сверкает ярко в небе Бык в Ярме[302],

Но он повозки нам не повезет.

Звезда зари с востока сходит к нам,

Чан-гэн[303] на запад свой свершает ход.