Шицзин - [22]

Прежним владыкам и предкам-царям.

Их заместитель[218] тебе изречет

Жизнь без конца по векам и векам!

V

Светлые духи, представ пред царя,

Счастьем обильным тебя одарят.

Прост твой народ и правдив, что ни день

Пищу свою добывая в труде.

В черноволосом народе твоем

Доблесть твоя разольется везде.

VI

Ты как луна, чье сиянье растет[219],

Ты как пресветлого солнца восход!

Вечностью жизнь да сравнится твоя

С южной горой, что вовек не падет,

Ты как на соснах и туях хвоя,

Что в бесконечном преемстве живет!

В ПОХОДЕ НА ГУННОВ (II. I. 7) [220]

Собирали мы папоротник по лесам,

И ростки его чуть поднимались тогда,

А когда нам прикажут идти по домам,

Дней в году завершится уже череда.

Ни семьи и ни дома нет больше... Беда —

Это гуннская вторглась орда.

На коленях и то я не мог отдохнуть —

Это гуннская вторглась орда.

II

Собирали мы папоротник по лесам,

Были стебли его в эту пору мягки,

А когда нам прикажут идти по домам —

Изболится, иссохнет душа от тоски.

И сердца тоска всё мучительней жжет,

Истомил меня голод, и жажда гнетет!

Но охране границы не будет конца,

И проведать домашних не сыщешь гонца.

III

Собирали мы папоротник по лесам,

И уж крепкими стебли казалися мне,

А когда нам прикажут идти по домам —

Год подвинется, верно, к десятой луне.

Но на службе царю ты не будь нерадив —

И не мог отдохнуть я, колени склонив...

И скорбит мое сердце сильнее: солдат

Не вернется с похода назад!

IV

Чьих цветов красота так нарядно пышна?

Это сливы: прекрасней цветов не найти.

Это чья на пути колесница видна?

Благородного это повозка в пути.

В боевой колеснице четыре коня,

И крепки и могучи его скакуны...

Смею ль я отдохнуть? Три победы в бою

Одержать приказал он в теченье луны!

V

Впряжены в колесницу четыре коня,

Вижу мощь запряженных четверкой коней,

Благородный наш вождь в колесницу войдет,

Мы, ничтожные, следовать будем за ней.

Ровно кони бегут, их в порядке убор,

Лук в слоновой кости, из кожи тюленя колчан.

Как же нам, что ни день, не сбираться в дозор?

Гуннов с севера крепнет напор!

VI

Помню время, когда уходили в поход,

Был на ивах зеленый, зеленый наряд;

Ныне мы возвращаемся к дому назад —

Только снежные хлопья летят и летят...

Долго, долго солдатам обратно идти,

Нас и голод и жажда томят на пути,

Сердце ранено скорбью. Никто, говорят,

Не узнает, как страждет солдат.

ОДА О ПОХОДЕ ВОЕВОДЫ НАНЬ ЧЖУНА ПРОТИВ ГУННОВ (II. I. 8)

I

Выходят ряды боевых колесниц

За дикую степь, устремляясь вперед,

И вождь нам сказал, что от сына небес[221]

Приказ поступил собираться в поход.

Велит колесницу свою снаряжать,

Возницу своей колесницы зовет:

«Будь скор и проворен. На службе царю

Немало нам будет трудов и забот!»

II

Выходят ряды боевых колесниц —

Они за предместьями: стяг водружен,

И змей с черепахой расшиты на нем.

Висят бунчуки на верхушках знамен,

Вся в змеях и в соколах ткань их ярка,

И ветер ужель не колышет шелка?

И горе сжимает сердца у солдат,

Томлением страха возница объят.

III

Приказ от царя был Нань Чжуну вручен,

Чтоб дальний Шофан[222] был стеной укреплен.

Идут колесницы, на ткани знамен

И змеи блестят и сверкает дракон.

«Сын неба отдал повеление мне,

Чтоб дальний Шофан был стеной укреплен!»

Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,

И изгнаны гунны, и враг поражен.

IV

Когда выступали мы в этот поход,

Цвело еще просо в полях, колосясь,

А ныне, когда мы уходим домой,—

Снег падает хлопьями в липкую грязь.

Сколь служба царю многотрудна для нас —

Не мог отдохнуть на коленях солдат!

Иль думы о доме назад не манят?

Нарушить боялись мы царский указ.

V

Уж снова запели цикады вокруг,

Кузнечики скачут... Далеко супруг.

И долго супруга не видит жена,

И сердце болит от волнений и мук,

Лишь только завидит супруга жена,

И сердце ее успокоится вдруг.

Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он

И западных варваров ранит испуг[223].

VI

И дни удлиняются в пору весны,

И травы пышны, и деревья пышны,

И иволги звонкие песни слышны,

Кувшинки сбирают... Из дальней страны

Мы толпами пленных с собою ведем;

Солдат возвращается в брошенный дом.

Был грозен Нань Чжун, и ужасен был он,

И гунны на севере усмирены.

В ОЖИДАНИИ МУЖА, УШЕДШЕГО В ПОХОД (II. I. 9)

Стоит одинокая груша, смотрю:

Прекрасны плоды, что созрели на ней.

Нельзя быть небрежным на службе царю —

И тянется нить бесконечная дней.

Дни быстро склонились к десятой луне,

И сердце тоска разрывает жене —

Солдат отдохнуть не вернется ль ко мне[224]?

Стоит одинокая груша, смотрю:

Листы ее так зелены, зелены.

Нельзя быть небрежным на службе царю —

Тоскою поранено сердце жены.

И трав, и дерев зеленеет наряд;

Печали мне женское сердце теснят:

Когда же мой воин вернется назад?

Пошла через северный этот хребет —

Сбираю я нежные ивы ростки...

Нельзя быть небрежным на службе царю —

Томятся отец наш и мать от тоски.

Изношен уже колесницы сандал,

И каждый скакун истомленным скакал,

Уж близко мой воин, он очень устал.

Они не идут, не впрягают коней,

А сердце болит и тоскует сильней,

Всё нет его, минул условленный срок,

На сердце всё больше забот и тревог.

В гаданьях я дни провожу, в ворожбе,

И всё говорит мне: он близок к тебе;

Он близко, мой воин, усталый в борьбе.

II

РАДУШНОМУ ХОЗЯИНУ (II, II. 3)

Всякой-то рыбы мережа полна;

Крупной и мелкой, всего.

Доблестный муж наготовил вина —