Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - [12]

— Вы не увидите этого, господин тореадор, — любезно отвечал Рене, — это неучтиво — бить мастера фехтования, я удовлетворюсь одним парированием.

И, приняв рапиру из рук ученика, Рене с необыкновенной грацией приветствовал соперника и встал в позицию.

Так началась шуточная битва с мэтром Бра-д'Асьером, который тщетно призывал на помощь мастерство и силу. Рене постоянно отводил клинок, используя лишь четыре простейших приема защиты и не думая переходить в атаку. Четверть часа Бра-д'Асьер отстаивал звание мастера фехтования; он использовал весь свой арсенал — ложные и прямые выпады, столкновения, даже самые сложные комбинированные удары, но все было напрасно: острие его рапиры уходило то влево, то вправо, не задевая молодого человека.

Видя, что мэтр Бра-д'Асьер не собирается просить пощады, Рене, отступив, выполнил прощальный салют с той же грацией, с какой им был исполнен приветственный, и у дверей, до которых его проводил лично Сюркуф, обещал вернуться к ужину, то есть к пяти часам.

LIII КАЮТ-КОМПАНИЯ «ПРИЗРАКА»

В тот же день, в три часа пополудни, Рене вошел в гостиную капитана, где, занятая двухлетним сыном, поджидала его г-жа Сюркуф.

— Простите, сударь, — сказала она, — но капитана неожиданно задержали обстоятельства, он не сможет подойти к трем часам и подольше побеседовать с вами, как намеревался. Он просил меня поддержать честь дома и скрасить ваше ожидание, будьте же снисходительны к бедной провинциалке.

— Сударыня, — отвечал ей Рене, — я знал, что господин Сюркуф вот уже три года счастливо женат. Но до этого часа я полагал, что буду представлен вам как простой матрос, если, конечно, господин Сюркуф согласится с моим нескромным желанием. До сегодняшнего дня я с восхищением слушал рассказы о его храбрости, сударыня, а сейчас пользуюсь возможностью выразить бесконечное почтение. Никто не верен родине так, как он. От него многого ждут, но Франция ни о чем более не может его просить, если он оставляет ради нее чудесного ребенка, которого я прошу разрешения обнять, и покидает его мать. Здесь мало одной отваги, нужна самоотверженность.

— Неужели? — откликнулся Сюркуф, который слышал последнюю фразу и с гордостью отца и супруга наблюдал, как будущий моряк обнимает его сына и выражает почтение жене.

— Капитан, до того как я увидел вашу жену и очаровательного малыша, я считал вас способным на любые жертвы, но теперь сомневаюсь. Неужели любовь к родине может настолько владеть мужчиной, чтобы разлучить любящие сердца?

— Что скажете, сударыня? — обратился к жене Сюркуф. — С тех пор, как вы стали супругой корсара, часто ли вы видели матросов, столь способных на комплименты, как мой новый подопечный?

— Сама любезность! — воскликнула г-жа Сюркуф. — Сударь, надеюсь, нанимался не как простой матрос?

— Сударыня, если счастливая прихоть воспитания дает мне в гостиных превосходство над храбрецами с корабля, то когда я ступлю на борт корабля, самый простой матрос окажется более сведущ, чем я.

— Я назначил вам на три часа, сударь, — обратился к Рене Сюркуф, — потому что хотел по мере появления наших гостей представлять им вас. Все они из офицерской команды «Призрела». А вот и…

В эту минуту дверь отворилась:

— А вот и мой помощник, господин Блик.

— Я имею честь знать о вас, сударь, — сказал Рене. — Вы тот самый офицер с «Доверия», который вместе со шкипером Керношем рисковал собой и дерзнул отправиться на борт «Сибиллы». Безграничная преданность и честь вдвойне воздаются тому, кто служит Франции.

— Надеюсь, капитан, — отвечал Блик, — что, в свою очередь, и вы представите вашего гостя, так как он — лучший стрелок, которого я когда-либо видел.

— Увы, я, в отличие от вас, не могу гордиться блестящим прошлым, достойным внимания. Меня зовут Рене, и я со всем почтением прошу господина Сюркуфа принять меня матросом на «Призрак».

— Нет, не меня надо спрашивать, — отвечал, посмеиваясь, Сюркуф, — а старшего по экипажу.

Капитан увидел входящего Керноша.

— Иди сюда, Кернош! Я сердит на тебя, ты опаздываешь, в то время, как господин Рене с энтузиазмом рассказывает о капитане ялика с борта «Доверия», которого принесли в жертву вместе с одним молодым лейтенантом, имени которого я не помню. Он отправился на борт английского корабля, где забавлялся, разыгрывая истерику перед господами в красных мундирах, меж тем как капитан «Доверия», словно газель от когтей леопарда, удирал под всеми парусами.

— Как знать, — молвил Кернош, меряя Рене взглядом, — если бы господин Рене был там, все было бы проще, — вы бы вручили ему один из наших отличных пистолетов Лепажа, указали на английского капитана и сказали: «Порадуй меня — разбей голову этому идиоту». И он взял бы пистолет и расшиб ему башку, и это было бы лучше маскарада. AI Вас не было этим утром, господин Блик, когда господин Рене дал нам урок стрельбы из пистолетов. Я был зол, но, если он пойдет с нами, как мы все надеемся, вы убедитесь: ловко же он управляется с этим оружием. Что до его знакомства с рапирой — вот наш друг Бра-д'Асьер, который сейчас даст вам все необходимые пояснения.

— Вы заблуждаетесь, Кернош, — сказал мастер-оружейник, — господин Рене ограничился лишь тем, что парировал удары, которые я имел честь ему наносить, но ни разу не потрудился мне ответить.