Шевалье де Мезон-Руж - [100]

Дверь с занавеской в красно-белую клетку открылась, вошел человек, одетый почти так же, как патриот, только вместо медвежьей шапки на нем был красный колпак. На поясе вошедшего висела огромная связка ключей и в дополнение к ним — широкая сабля в кожаных ножнах.

— Мой суп! Мою бутылку! — крикнул он, входя в общий зал, даже не прикоснувшись к своему красному колпаку, довольствуясь тем, что кивнул хозяйке кабачка. Потом со вздохом усталости расположился за столом, рядом с тем, за которым ужинал наш патриот.

Хозяйка из-за давней почтительности, которую она питала к вошедшему, поднялась и сама пошла заказывать то, что он потребовал.

Мужчины сидели, повернувшись спиной друг к другу: один из них смотрел на улицу, другой — в глубину зала. Они не обменялись ни единым словом до тех пор, пока хозяйка не исчезла.

Когда за ней захлопнулась дверь, при свете единственной свечи, установленной на конце железного прута и дававшей достаточно света обоим посетителям, человек в медвежьей шапке увидел в стоящем перед ним зеркале, что комната абсолютно пуста.

— Добрый вечер, — произнес он, не поворачиваясь, своему соседу.

— Добрый вечер, — ответил тот.

— Итак, — продолжил патриот с тем же подчеркнутым безразличием, — как наши дела?

— Все кончено.

— Что именно?

— Как мы и условились, я нашел повод поговорить о службе с папашей Ришаром. Пожаловался на слабость слуха, на обмороки и даже упал в обморок прямо в канцелярии суда.

— Очень хорошо, и что дальше?

— А дальше папаша Ришар позвал свою жену, и она потерла мне виски уксусом, что и привело меня в чувство.

— Потом, как мы и решили, я пожаловался на то, что недостаток воздуха вызывает у меня обмороки и что напряженная

служба в Консьержери, где сейчас содержатся четыреста заключенных, меня убивает.

— И что ответили они?

— Мамаша Ришар меня пожалела.

— А папаша Ришар?

— Выставил меня за дверь.

— Но того, что он выставил тебя, еще недостаточно.

— Подождите. Мамаша Ришар, очень добрая женщина, тут же упрекнула его в бессердечии. Она знала, что я — отец семейства.

— И что он ответил?

— Сказал, что она права. Но что первое непреложное условие для тюремного служащего — это оставаться в тюрьме, с которой он связан. Республика не лечит, а отрубает головы тем, у кого во время исполнения служебных обязанностей случаются обмороки.

— Черт возьми! — выругался патриот.

— И он, этот папаша Ришар, прав. С тех пор, как в тюрьме австриячка, для надзирателей начался сущий ад: готовы подозревать даже родного отца.

Патриот позволил собаке, которую укусил кот, вылизать свою тарелку.

— Заканчивайте, — потребовал он, не поворачиваясь.

— Тут я опять застонал, словно почувствовал себя очень плохо. Попросил прислать врача и стал уверять, что мои дети умрут с голоду, если меня уничтожит моя страна.

— А папаша Ришар?

— Папаша Ришар сказал мне, что тюремным служащим не следует заводить детей.

— Но оставалась еще и мамаша Ришар?

— К счастью! Она закатила сцену мужу, упрекала его в жестокости. Папаше Ришару ничего не оставалось, как проявить доброту своего сердца. Он сказал мне: «Ну хорошо, гражданин Гракх, договоритесь с кем-нибудь из своих друзей о помощи. Согласен: представь мне того, кто будет тебя замещать». Я вышел, пообещав: «Хорошо, папаша Ришар, я сейчас поищу…»

— И ты нашел, «мой удалец»?

В этот момент появилась хозяйка. Она принесла гражданину Гракху его суп и бутылку.

И Гракх, и патриот тут же притворились равнодушными, не интересующимися друг другом.

— Гражданка, — сказал служитель, — я получил небольшое вознаграждение от папаши Ришара. Поэтому позволю сегодня свиную котлету с корнишонами и бутылку бургундского. Отправь служанку к мяснику, а сама сходи в подвал.

Тут же служанка вышла через входную дверь, а сама хозяйка спустилась в подвал.

— Молодец, — заметил патриот, — ты толковый парень.

— Такой толковый, что не прячусь, несмотря на ваши прекрасные обещания, чем бы они не обернулись для нас обоих. Вы предполагаете, чем это закончится?

— Да, конечно.

— Мы оба рискуем головами.

— Не беспокойся о моей.

— Признаюсь вам, сударь, что не ваша голова служит причиной моего живого беспокойства.

— Твоя?

— Конечно.

— Думаю, что это не самая большая потеря…

— Эх, сударь, голова — это драгоценная вещь.

— Но не твоя.

— Как? Не моя?

— По меньшей мере не сейчас.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что твоя голова не стоит и ломаного гроша. Если бы я, к примеру, был агентом Комитета общественного спасения, то тебя уже завтра бы гильотинировали.

Служитель так быстро повернулся, что на него залаяла собака.

Он был смертельно бледен.

— Не поворачивайся и не бледней, — произнес патриот. — Спокойно доедай свой суп: я не агент-провокатор, я — друг. Сделай так, чтобы я попал в Консьержери, устрой меня на свое место, дай ключи и завтра я отсчитаю тебе пятьдесят тысяч ливров золотом.

— Правда?

— У тебя же прекрасный залог — моя голова.

Служитель задумался на некоторое время.

— Ну, — подтолкнул патриот, наблюдая в зеркало за своим собеседником, — не делай глупых выводов. Если ты донесешь на меня, то лишь выполнишь свой долг. Республика за это не даст тебе даже одного су. Если ты будешь служить мне, то есть, забудешь о своем долге, и поскольку в этом мире несправедливо делать что-нибудь задаром, я дам тебе пятьдесят тысяч ливров.