Шествовать. Прихватить рог… - [46]

Ему все время хотелось увидеть ее подразумеваемого собеседника, хотя бы — кого-то сидящего или стоящего поблизости, но, несколько раз оглянувшись, он не встретил ни тех ни других. Вагон качался, смещал пассажиров, сдавал их в другие эпизоды, кто-то новый шел по проходу… Иногда Рассказчица, или Бросающая на ветер случайные звуки, допускала краткие паузы — возможно, слепец, он же невидимый, ей отвечал.

Последняя фраза, что ему посчастливилось ухватить, была просительной и почти льстивой: — Я же все время говорю тебе, — громко шептала она, — ничего чужого не ешь! Ничего чужого…

И когда сверху донизу разорвалась вдруг завеса, вернее — раскрылась трамвайная дверь, он уже на выходе при случайном полуобороте все же успел увидеть собеседника. Перед Рассказчицей и Бросающей, внимая реке ее слов, ползущей к расколу — надвое или…

IIX

Изгнание: несущий и несомый —

сквозь зыби и смещенья: вечный скарб.

Навет и ветер — в полах, вперехват,

арканом изгоняя из аркад,

построенных для леса, траур сосен.

Забывчивость разнесшейся реки,

занесшей, изгоняя повторенья,

во все просветы — светы побережья,

и что ни арка — взмах ребра и гребень

волны, ее взыванья и витки,

и если не вода, так междуречье.

Не сущее — огонь над дверью вод,

несомый навзничь — золотой канвой.

Он глушит все. Врастанье в черный ствол

теченья или отблесков решетки…

И вспученные реки оглушенных

идут вверх дном: исподом и подшерстком

и хищным рвом.

бегущие трепеты бегущих

Подробности ненадежны — ни в единении, ни вразбивку, но примерный рисунок таков. Властительный полузлодей предлагает младшим подчиненным — встретить кого-то утреннего приезжего и скрасить ему начала чужого города, а дальше поручитель, чуть свет груженный чем-то значительным, перехватит гостя. Домочадцы патрона — в дальних раскатах лета и потому не могут принять удар. И к чему смущать любезных, если можно — заканителить сотрудников, обложить и обвить непереводящимися просьбами. Конечно, у легконогих полно собственных бродилок, да пусть откажут тому, в чьих справных пальцах — нити их служб и судеб!

Но на сей раз дело и правда — не самое каторжное: подрезанный день, коих у молодых — как по земле лугов, и в одном дурном дне тоже можно настричь рубиновый миг: чье-то окно с палящим цветочным карнизом, пунцовое шаманство летних листьев или выложенная серебряными овчинками призывная дорога — над горизонтом и прочее, выпить скромную ложку времени, в которой горчит счастье, неважно — меж чем и чем. Речь вообще — о половине дня, и та распилена — на нескольких исполнителей: владелец колес, приятный юноша Петр, встретит приезжего и доставит к месту гостеприимства (логово патрона), и тут подсоединится нежная серна, дева Эрна — с чаепитием, итого: состоять при госте завтрак и еще щепотку — меньше хохмы. Чужестранец, по некоторым домыслам, подточен недугом или общественной борьбой, растратил слоганы или взоры, чем и показаны встреча и соприсутствие, а мегаполис ему не ровня — и не распечатает навстречу свои любимые улицы, ни двери съедобных ресторанов… Так, войдя в заведение «На водах», гость понадеется утолить аппетит — на экзотическом острове посреди океанской сини или на песне вешних ручьев, а ресторация лишь объявляет в названии, что все готовит — на воде. Зато нежная серна Эрна выпоит сошедшему с длинной дороги — радушные напитки, предложит прошвырнуться мимо хорошей архитектуры — или промчаться верхом на Петре в картинную галерею, к знакомству с животным миром края, наконец — задержаться на картинах пересекающей город жизни (музей под открытым небом), а если прибывший равнодушен к кладам местного краеведения — к откопавшимся зубилам, размороженным хрящикам мамонта, и в ожидании поручителя мы видим себя — в креслах у телевизора, в последних научных опусах хозяина, тогда нежная Эрна возрадует вас — вторыми и третьими нектарами, а юноша Петр — новой очередью здешних известий. В общем: человеколюбие рука об руку, кротость и послушание! Пока не вернется хозяин, неизвестно чем призванный, олицетворение подавляющей силы. Не трансцендентной, противостоять которой не совсем перспективно, но безвкусной сестрицы, и этой перечить можно, хотя бы — в деталях, но выиграешь — пшик, и лучше представить трудовую душевность — не успеет патрон распахнуть уста, а молодые, по собственным встречным починам, давно претворяют.

Хотя, задуманная конструкция отпущена в реальное не вполне скрупулезно. Целое держится, но что-то недокручено и свободно гуляет, или отрывочно, покоится в недоговоренности. Например, поручитель, обещавшийся быть — в первых тактах полдня, пропадает все глубже, и поручение тянется и тянется… и в конце концов кто-то ощущает себя — узником и в пылу несвободы начинает подозревать, что поручитель не возвратится никогда. И уже составляет и репетирует фразу, с которой обратится к медицинским маргиналам и вдохновит следопытов — стлаться по неостывшему следу.

В конструкции юноша Петр, колесящий, поджидает Эрну — в дому у патрона и представляет чужестранцу, и, если все пожелают проехать в музеум тотчас же, доставит искусстволюбов — прямо к рамам. А в реальном лукавец Петр уже сменил транспорты автомобиль на лифт и обратно, повысил гостя в интерьер и встречает Эрну — на струящихся вдоль парадного парадах лета, и устремлен к близкому выходу из полотна. Дева-серна, нежная в белых бриджах и майке с лямкой в одно плечо и с бабочкой, наколовшей другое, уличает его в неточностях, но слышит — подростковый текст о машине, унаследованной Петром на паях с именем одной нестановой реки: роскошь вдруг подкисла — а кто честный пилот доверит предавшему его мотору драгоценного гостя, тем более — деву, чья жизнь приотворилась чуть на четверть — и вся толпится впереди?! Но Петр пожертвует собой, протащив карету на себе — до ближайшего автосервиса, и, конечно, никто не проверит, действительно ли авто вновь стало рекой, и не вычертит ее русло, ни ловкое время, обеляющее ремонт и отсутствие Петра там, где он подразумеваем, и не проверит свою неразборчивость в приводах, мостах и иных подвесках: стыдно оскорбить юношу подозрением, пусть повесть дрожит и гримасничает.