Шествовать. Прихватить рог… - [43]
77. Сестры вещие везде, на земле и на воде…
78. Взращены и воспитаны одна ответственнее другой, чем всецело обязаны — благороднейшему п. Теодору, гордости политического ландшафта. Постоянно путают работу с домом, одна — художница, почти мэтр, а другая — не меньше предводителя хора, а третья…
79. Разом все вокруг котла! Сыпьте скверну в глубь жерла!
82. Мой звездный пирог с кетой и редкой капустой… носит звание — адмиральский пирог, я караулю его зрелость… поищете ему место в вашем фильме?
89. А вот дева красоты — не только розы, но и темных цветений, рвется трудиться. И сейчас прожует сигарету и заметет с подоконника — опавшие широкие дубравы. Зритель не виноват, что это — труды лауреата. Не пачкайте ему кадр.
91. А чайник, черный красавец? Чуть впрягся в розетку — и уже буря. Не чайник, но «мерседес»!
92. И вздувшегося черного красавца — вон. Диззи Гиллеспи.
94. Кирочка, не лучше все же вы, а не ваша автор? Мы беседуем с известным режиссером, ведь сразу впечатление растет?
97. Mon ami, ставьте вашу камеру против лауреата, а остальное ассистент — с рук.
98. Кира Львовна, а у нашей гордости куски изо рта не падают? Может, лучше — почетный стул почетного… а оскверненная временем говорящая голова — не вырвется из кабинета, из прославления отечества… Потому все не смеют мешать, предлагая — шепоты и свисты, и половину их обкатанной насыпухи мы не пишем: не слышим. Жалко, но не трагедия. Я не ошибаюсь, что главное в кино — картинка? Снимем старца, но не в адмиральском пироге… К черту — разложение плоти.
100. Вы позволите мне определиться справа от папули? Собирается диалог, а у меня… кстати, я — художница… почти отрезано левое ухо. Дар глухоты — не от детской феи, левши, но от детской простуды. Конечно, я знаю, что скажет папуля… то есть примерно…
103. Ваши помощники, они воссядут с нами за пиршество? И кожаная автор, правда, заведена — без конца курить… и ваш жующий мальчик в бархатных, рано полысевших штанах? А угловому в наушниках и восточных косах проводов мы вышлем блюдо… и двое мозоленогих — с железными ящиками… Вас должно быть так много?
104. Мой жующий ассистент, лысый в причинах, нужен на нашей стороне. Хождение камеры и кассет и подснять — не первой важности… и не дай ему бог сделать мне «салат». А осветителей лучше не вязать со столом белых голов. Приемную комиссию в Госкино озадачит облик некоторых лауреатских гостей. Подвинь-ка этот «марс» на меня… еще, еще…
107. А тот, назвавшийся — директор вашей картины, у всего есть директор? Директор окна и директор простенка с картиной… Телом не узок, но глаз сорвал острый — как от первого отдела, и гуляет, не видя хозяев, но излучает чуткость — к вещам… В прихожей дал посидеть на себе новой шляпе Теодора… полагая, что тамошнее зеркало не транслирует… А в моей комнате я выложила папулины награды, вдруг вы хотите снять? И ваш импресарио с одушевлением завесил на своем полустертом плече меж заклепок — орден Ленина, а после — Звезду соцтруда…
111. Да, Кирочка, почему мы не хотим, чтобы ваша кожаная автор задавала вопросы? Она уже нападала на каждую из нас — даже на детей! Из бесцеремонных сторон и меняя стили — знаем ли мы, что Теодор подмахивал письма против диссидентов и неугодных писателей?
112. Во-первых, одно-другое письмо. Только она все знает? И что за великие гонения — с одной его подписи?
115. Вдруг ваша автор с радугой в голове спросит прямо у папули — в минуту съемки? Ищет драматического эффекта!
116. Это же не прямое, оно же — эфирное, а большой экран! Кира Львовна может состричь — все… художественно неправомерное.
117. Но терзать одного из старейших и благороднейших мира?! Самого сердобольного — к нам… И дождалась, когда он стал совсем больным! Если не Теодор, мы были бы — мусор, дождевые грибы, завитки воздуха…
118. Он уже спас нас, он не может спасать — всех! Того, кто спасает всех, зовут иначе.
119. Разве он о чем-то боялся? Подобравший — семейство английского шпиона…
120. Но теперь лауреат, а тогда — много ли терять, кроме своего ничего?
121. Кроме эфира? Воды, земли… оставив себе — камень, штука.
124. Почему он подписывал? Ну так его попросил академик К., забывший себя подвижник, кто слепил науку собственными руками! За что ему отказать? И не смешите меня, такого благородного Теодора уже ничто не запятнает.
126. И кто-то, Кирочка Львовна, наговорил ей невообразимое: будто блестящий молодой человек Теодор женился на маме не просто так… А я тебе говорю: он тогда не был понятым!
127. А я говорю: был.
129. Когда наш настоящий папа, можете называть его в вашем фильме — Иов, кто вечером тридцать восьмого, вы помните, потерял и возлюбленную жену, и деточек своих, и кров с падающими каплями в углах окон, и индустриальный город, полный гудками и началами весны… Жизнь — да, но с последней рано или не очень плошают все. Но так ничего и не получил назад…
130. По вере его, нет?
134. Что вы внезапно приставили к моему лицу? Вы мне угрожаете?
136. Это экспонометр. Он не заряжен.
139. Мы с Кирой, ami, пролистнули семейные фотообразы упокоившейся жены. Ничего от Марлен Дитрих, ни даже — от Любочки Петровны Орловой… На днях кричу в аппарат столичному редактору: высылаю к вам стихи и презент — с оказией именем Додя Шур… И, чтобы не проморгать дарителя, оттуда задают престранный вопрос: как выглядит — Давид Шур, сын Соломона? Да вот так и выглядит!.. Посему не пытай меня о сдаче с арестованного профессора — о его возрастной мещанской жене плюс три места живого груза: эти детки, не умолкающие — до сих пор. Не живописна и не скульптурна. А в последней инистой старухе — и того безнадежнее… Аспирант же, впоследствии лауреат, от золотой молодежи. Не знаю, как в научных открытиях, но — в экстерьере…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Юлия Кокошко – писатель, автор книг “В садах” (1995), “Приближение к ненаписанному” (2000), “Совершенные лжесвидетельства” (2003), “Шествовать. Прихватить рог” (2008). Печаталась в журналах “Знамя”, “НЛО”, “Урал”, “Уральская новь” и других. Лауреат премии им. Андрея Белого и премии им. Павла Бажова.
В новую книгу Юлии Кокошко, лауреата литературных премий Андрея Белого и Павла Бажова, вошли тексты недавних лет. Это проза, в определенном смысле тяготеющая к поэзии.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Абсурд, притчевость, игра в историю, слова и стили — проза Валерия Вотрина, сновидческая и многослойная, сплавляет эти качества в то, что сам автор назвал «сомнамбулическим реализмом». Сюжеты Вотрина вечны — и неожиданны, тексты метафоричны до прозрачности — и намеренно затемнены. Реальность становится вневременьем, из мифа вырастает парабола. Эта книга — первое полное собрание текстов Валерия Вотрина.