Шествие в пасмурный день - [31]

Начальная школа Ямадзато находилась вблизи эпицентра. Из всех учащихся осталось в живых только пять человек. Я пыталась припомнить лица моих школьных подруг, работавших со мной на одном заводе. Ни одной из них не было в живых. Мне часто чудились их страдальческие голоса: «А мы собирались еще долго-долго жить».

В Нагасаки я вынуждена была назвать подставного свидетеля. Им стала Тэйко, учившаяся тогда в моей гимназии, но на специальном отделении. Правда, она и работала-то в другом цехе, но кроме нее в свидетели я никого не смогла найти.

Душным жарким днем я поехала к Тэйко, с которой давненько не встречалась. Дом ее находился в квартале Сакаэдзяя, неподалеку от синтоистского храма Сува. Среди новых зданий, выстроившихся вдоль трамвайной линии, было много торговых заведений, больниц; перед ними — удивительно ровная мостовая, довольно необычная для холмистой местности Нагасаки. Трамваи ходили по рельсам, уложенным на каменной брусчатке, и их вагоны-коробки грохотали, как тяжелые цистерны. В Сакаэдзяя — конечная остановка. Дом Тэйко, хотя и расположенный на оживленной улице, был скрыт в глубине сада. Дорожка из каменных плит, проложенная от ворот, была усыпана лепестками цветущей спиреи.

Однажды ранней осенью, когда я училась во втором классе гимназии, я тоже принесла в школу ветку спиреи, усыпанную мелкими цветами. Вообще-то цветение этого кустарника приходится на начало лета, но в нашем саду спирея росла в тени, и, видимо, из-за этого цветы на ней держались до конца лета.

Помню, как в это время раздался сигнал воздушной тревоги, и я бросилась бежать, роняя лепестки. Стоя теперь перед домом Тэйко, я вспоминала этот день. На эти воспоминания натолкнул меня цветущий куст.

Я попросила разрешения войти. Ответа не последовало. Однако меня должны бы ждать — я заранее по телефону условилась о своем приходе. Обойдя сад, я позвала Тэйко по имени. Тут сёдзи, выходящие в сад, раскрылись, и из-за них показалась Тэйко.

— О, редкий гость, — приветствовала она меня. В самый разгар лета все сёдзи в доме были закрыты, и дом Тэйко выглядел мрачно.

Нижнюю часть лица Тэйко прикрывала махровым полотенцем. Ее узкие раскосые глаза радостно улыбались.

— Сколько лет не встречались. И впрямь редкий гость, — проговорила она глухим голосом из-за закрывавшего рот по лотенца.

Когда мы обменялись приветствиями, я спросила:

— Носовое кровотечение?

— Да, с самого утра, — ответила Тэйко

Я заметила валявшийся в саду игрушечный автомобиль.

— А малыш?

— Сегодня так жарко, они с отцом пошли на море. Он уже целых двадцать метров проплывает, — радостно сообщила она.

Ее сын учился в первом классе начальной школы. Я посмотрела на часы. Было начало первого.

— У тебя это часто бывает? — свободной рукой Тэйко показала на нос, прикрытый полотенцем.

— Нет, не очень, — ответила я.

— Когда привыкаешь, то относишься к этому как к хронической болезни и терпишь волей-неволей. Теперь уж не так течет. — Тэйко отняла полотенце от лица. — Правда? — Она расплылась в улыбке, но тут из уголка ее губ вытекла красная струйка. Тэйко поспешно наклонила голову набок и шумно втянула ее в себя. Когда нос был зажат полотенцем, кровь, видимо, попадала прямо в рот, не выходя наружу. Вероятно, с утра она много раз глотала скопившуюся кровь. Конечно, лучше сплевывать, но тогда невольно будешь разглядывать. А когда видишь собственными глазами, невозможно обманывать себя, уговаривая: «Течет, но не так уж сильно».

Тэйко знала свои недуги, и, поскольку кровотечение длилось дольше, чем всегда, она вызвала врача.

— Помнишь, я рассказывала тебе о своем старшем брате? Тогда у него было так же.

Я вспомнила: из глаз у него текли слезы, смешанные с кровью, и он умер.

— Да нет, у тебя совсем другое.

— Ах, оставь! Я все понимаю. Кровотечение сильное.

Она рассказала, что с самого утра, несмотря на кровотечение, занималась уборкой, стирала и даже гладила, думая: вот-вот кончится. Одно время казалось даже, будто крови стало меньше. А потом заметила, что внутренняя сторона полотенца начала пропитываться кровью.

— Я постелю тебе. Приляг. — Войдя в комнату из сада, я открыла дверцы шкафа. Вынула матрац, расстелила. Это был детский матрац с яркими картинками-аппликациями из мультфильмов. Тэйко послушно легла на бок. Закрыла глаза.

— Может, позвать мужа? — предложила я. Она запретила, сказав, что после полудня он сам придет. Но ведь так можно истечь кровью! Что делать, если она не остановится?

Мне было страшно оставаться с Тэйко одной. Я было поднялась, сказав, что попрошу кого-нибудь из семьи мужа прийти сюда, но Тэйко опять воспротивилась.

— Не надо никому сообщать. Я понимаю, что досаждаю тебе, но, может, ты посидишь со мной до прихода врача?

Я взяла Тэйко за руку. Она сплела свои пальцы с моими и, глядя мне в лицо, произнесла:

— Так мне спокойнее.

Мы молча смотрели друг на друга. В далеком прошлом, когда за спиной у нас еще были косички, мы обе попали под атомную бомбардировку. Лицо Тэйко нежно белело на фоне детского матраца, и она казалась совсем здоровой. Но наше атомное прошлое не отпускало нас.

— Тебе ведь нужен свидетель, — вдруг вспомнила Тэйко. — Вытаскивай бумаги. Буду твоим свидетелем, пока еще могу писать.