Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - [23]

Дымок, поднимавшийся над очагом за ее левым плечом, темной полоской возносился к голубому небу. Над очагом был установлен большой вертел. На нем можно было одновременно зажаривать пару-тройку овец или свиней. Временные щиты, сложенные рядом, скорее всего служили для того, чтобы по мере надобности превращать очаг в коптильню.

В прежние времена такие очаги на улице, частенько расположенные рядом со скотобойней, использовали для варки мыла, поскольку варили мыло, как правило, вне дома. Никки видела чан с пеплом, где делали щелок, и большой металлический котелок, в котором, должно быть, топят жир. Щелок и жир — основные составляющие мыла. Некоторые женщины любили придавать мылу аромат, добавляя травы — розмарин, лаванду.

Когда Никки была маленькой, мать заставляла ее каждую осень, когда заканчивался забой скота, помогать варить мыло. Мать говорила, что помощь другим способствует формированию характера. У Никки до сих пор виднелись точечки от ожогов на тыльной стороне ладоней и предплечьях — там, куда когда-то попали капли горячего жира. Мать всегда заставляла Никки надевать красивое платье — не для того чтобы произвести впечатление на других, у кого не было такой хорошей одежды, а чтобы Никки выделялась из толпы и чувствовала себя неловко. Ее розовое платьице вовсе не вызывало восхищения. Когда она стояла, помешивая длинной ложкой щелок в кипящем котле, дети, пытаясь замарать ей платье, забрызгивали его, обжигая при этом и Никки. Мать Никки говорила, что эти ожоги — кара, посланная Создателем.

Никки шла, изучая собравшихся. Звенящую тишину нарушало лишь фырканье лошадей, покашливание и треск огня в очаге. Солдаты уже разжились парочкой свиней, которые теперь поджаривались на вертеле, но аромат жареного мяса быстро растворялся в воздухе, оставались кислый запах пота и вонь человеческого жилья. Армия в походе или мирный городок — не важно, человеческая грязь везде воняет одинаково.

— Вы все знаете, почему я здесь, — провозгласила Никки. — Почему вы вынудили меня предпринять столь дальнее путешествие? — Она обвела взглядом около двух сотен человек, стоявших в четыре-пять шеренг. Солдаты, пригнавшие их сюда из домов и с полей, многократно превосходили их численностью. Она остановилась напротив мужчины, на которого, как она заметила, посматривали многие горожане.

— Ну?

Ветер трепал жидкие седые волосы, открывая лысеющую макушку. Мужчина молча смотрел в землю.

— Нам нечего отдать, госпожа. У нас бедная община. У нас ничего нет.

— Ты лжешь. У вас были две свиньи. Вы собирались устроить грандиозное пиршество, вместо того чтобы помочь нуждающимся.

— Но мы ведь должны есть! — Это был не аргумент, а мольба.

— Как и другие, но им не так повезло, как вам. Им знакома лишь пустота в желудке, когда они каждый вечер ложатся спать голодными. Какая чудовищная трагедия! Каждый день тысячи детей умирают от голода, миллионы страдают от отсутствия еды, а люди, подобные вам, живущие в богатых странах, не дают им ничего, только приводят эгоистичные оправдания. Их право — получить то, в чем они нуждаются, и это право должны уважать те, у кого есть возможности им помочь. Нашим солдатам тоже надо есть. Или вы считаете, что наша борьба за всеобщее процветание такая легкая? Эти люди ежедневно рискуют жизнью, чтобы вы могли растить ваших детей в совершенном, цивилизованном обществе. Как вы смеете смотреть этим людям в глаза? Как мы сможем хотя бы накормить наши войска, если каждый не будет помогать нашему делу?

Мужчина дрожал, но хранил молчание.

— Что я должна сделать, чтобы растолковать вам, люди, всю серьезность ваших обязательств перед другими? Ваш вклад в пользу нуждающихся есть не что иное, как священный моральный долг. Умение делиться — величайшая добродетель.

Внезапно в глазах у нее потемнело. В ушах зазвенело от боли, а в голове зазвучал голос Джеганя. Зачем тебе эти игры? Преподай им урок, покажи, что я не из тех, чьими пожеланиями можно пренебрегать!

Никки пошатнулась. Она ослепла от жгучей боли, расколовшей голову. Желудок скрутило в узел. Даже ржавое зазубренное лезвие в кишках не могло бы причинить боли сильнее. Руки безвольно повисли вдоль тела. Никки ждала, когда гнев Джеганя угаснет. А если нет — она ждала смерти.

Она не знала, сколько это длилось — потеряла чувство времени. Боль была всепоглощающей. Это могло длиться лишь миг, а могло тянуться часами. Казалось, легкие сейчас лопнут. Вот-вот подогнутся колени.

Не вздумай снова ослушаться меня!

Воздух снова хлынул в легкие. Джегань закончил урок. Во рту, как всегда, остался мерзкий кислый привкус, болели нервные окончания за ушами. В голове звенело, зубы стучали. Открыв глаза, Никки удивилась, как удивлялась всегда, что не стоит в луже собственной крови. Она коснулась уголка губ, провела пальцами по уху. Крови нет.

Интересно, отрешенно подумала она, почему Джегань смог сейчас проникнуть в ее разум? Иногда ему этого не удавалось. С другими сестрами так не бывает — к их разуму он всегда имеет доступ.

Когда в глазах просветлело, она увидела, что люди изумленно таращатся на нее. Они не понимали, почему госпожа Смерть вдруг замолчала. Мужчины исподтишка оглядывали ее фигуру. Они привыкли к женщинам в бесформенных заношенных платьях, чье тело изуродовано тяжелой работой и постоянными беременностями. И никогда еще они не видели женщины, подобной Никки, — стройной, высокой, глядящей прямо в глаза, одетой в красивое черное платье, обтягивающее, словно перчатка, ее изумительную фигуру, ее тело, не знавшее ни тяжкого труда, ни родов. Черная ткань резко контрастировала с белизной кожи, обшитый кружевом корсет поддерживал грудь.