Шестое октября - [58]

— Я понимаю, чем вам понравился этот закуток: «Кому взбредет на ум искать меня здесь?» Так вы думаете. К несчастью, это понимают все. При входе в эту улицу, по которой вы меня только что вели, словно надпись висит: «Для скрывающихся».

— Ну, вы преувеличиваете!

— А затем, эти трущобы полны проституток и сутенеров. Полиция имеет за ними постоянное наблюдение. Содержит среди них всякого рода осведомителей. Ваша хозяйка… поручиться можно, что и она в том числе.

— Вы бы этого не сказали, если бы ее увидели. Хотите, я придумаю предлог и покажу вам ее?

— Нет, нет. Ей не надо меня знать. Ни в коем случае. В каком квартале ваши номера?

— На улице Шато, в четырнадцатом. Знаете, на той улице, что идет от Мэнского бульвара, как раз от того места, где церковь, до бульвара Вожирар, проходя мимо западной товарной станции.

— В общем, не так уж далеко от меня.

— Пешком минут двадцать.

— Тот квартал тоже не очень-то спокойный, но все же он лучше этого. Заметьте, что вы очень хорошо поступили, перебравшись оттуда. Но нам надо будет найти что-нибудь другое.

— Вы меня издергали всего!

— Я продолжаю думать о вашем чемодане. Можно было бы сделать так: сегодня им заплатить и сказать, что за чемоданом завтра кто-нибудь придет. В чемодане, если бы его вскрыли, нет ничего подозрительного? Ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию и навести ее на ваш след?

— Нет… Кроме нескольких пар совсем новых носков на дне. Если она их найдет, то, пожалуй, заинтересуется, откуда они у меня. Но разве из-за одного этого могут начать меня разыскивать?

— Нет, не думаю; если действительно ничего другого там нет. А затем, на худой конец, у вас могло быть желание сделаться перепродавцом носков где-нибудь у ворот, разносчиком. Надо вам знать, что пока не поступило заявления, полиция не любит усердствовать. Словом, надо прежде всего заплатить за номер. Тогда у них перестанет работать воображение. Чемодан они задвинут куда-нибудь в угол и перестанут о нем думать, пока за ним кто-нибудь не придет.

— Все-таки, я не сказал бы, что мне не нужны вещи, которые там лежат.

— Как-нибудь обойдетесь.

— Но отчего, по-вашему, лучше не вывозить его сегодня?

— Прежде всего оттого, что у них тогда не будет повода спросить ваш адрес, пусть бы даже вы сами туда пошли.

— Я? О, я?

— А почему бы и не вы, в конце концов? Вы сможете сказать: «Я останусь только день-другой на новой квартире. Окончательно я сообщу вам адрес, когда приду за чемоданом.» Если другой пойдет, я, например, то это еще проще. Я — ваш новый хозяин, пусть так. Я пришел платить: в счет вашего жалованья. Пришел я, главным образом, чтобы навести о вас справки. Ваш новый адрес? Я его еще не знаю. Раз я не беру чемодана, у них нет оснований интересоваться моим адресом; и я не обязан знать, нашли ли вы себе уже квартиру.

Человек слушал Кинэта, как больной — врача. Только одного и хотел — верить ему, слушаться его. Если больной вставляет замечания, то для того лишь, чтобы побудить врача все принять как следует в соображение, и чтобы направить его непогрешимое знание во все закоулки проблемы.

Кинэт взглянул на часы.

— Ого, скоро семь. А мы совсем не подвинулись вперед.

Он встал.

— Я хотел бы также посмотреть, нет ли чего в последних вечерних газетах.

— Нет, не надо, — живо сказал человек, — не надо!

— Что? Какая нелепость!

— Завтра утром. Я посмотрю это завтра утром. Теперь я не хочу знать. Сегодня ночью они за мной ведь не придут? Ведь не придут же? Я хочу быть спокоен до утра. Хочу спать.

Переплетчик, почти не слушая, рассуждал:

— Семь часов… да, да… погодите… погодите… Я все думаю, не найду ли верного решения… Я выхожу первый. Так. Пользуюсь этим, чтобы поглядеть, какой вид имеет весь этот закоулок, какие тут люди ходят. Покупаю газеты. Да, да, покупаю. Вы не ребенок. Мы встречаемся на… скажем, на площади Отель-де-Виль, на центральной площадке. Я буду прогуливаться читая. Это гораздо менее подозрительно, чем на перекрестке. И больше места. Потом мы поедем трамваем к Орлеанским воротам. Выйдем у церкви в Монруже. Там ведь есть кафе? На углу улицы Алеаия и проспекта? Слева, если идти к воротам?

— Есть.

— Вас там знают?

— Я там никогда не бывал.

— Никаких знакомых вы там встретить не можете?

— С той стороны проспекта — нет.

— Там вы меня ждете. Я отправляюсь в ваши номера. Делаю вид, будто собираю о вас сведения. Больше ничего. Вчера после обеда вы из дому выходили?

— Да.

— Я могу им сказать: «Он явился вчера. Сегодня утром пришел на работу.» Это, пожалуй, и не полное алиби. Но все-таки люди не смогут подумать, что вы могли натворить чего-нибудь в эту ночь; и если их впоследствии станут допрашивать, след этой мысли сохранится у них и они от себя еще что-нибудь прибавят. Я вдобавок ухитрюсь ввернуть, что живу в пригороде, в одном из северных, например. Я выберу лучше всего это направление, вы понимаете почему, и назову какой-нибудь очень большой и людный пригород, на случай, если бы стали разыскивать бородатого хозяина. В то же время я сразу увижу по их ответам, не было ли уже какой-нибудь тревоги…

— Как же так?

— Ну да! Предположите худший случай: на ваш след набрели, приступили к следствию; мало того, агенты уже побывали у вас в номерах. Я уловлю это сразу, по какому-нибудь слову, вырвавшемуся у хозяев, по намеку какому-нибудь, по их лицам. Тогда я не задержусь, вы понимаете. Поспешно вернусь, — и мы обсудим положение. Это будет рекогносцировкой. Если же, наоборот, они просто скажут, с несколько хмурым видом: «Тем лучше, что он нашел работу. Будем надеяться, что он рассчитается с нами». — Я отвечу: «Он как раз и собирался зайти к вам сегодня вечером расплатиться и взять свои вещи». И вы действительно пойдете, через четверть часа. Все будет сразу обделано.